Так я провел весь день. Размышляя и перебирая патроны. Кирилл вернулся, как стемнело.
Он зашел и, не говоря ни слова, лег под одеяло.
Под утро Кире стало плохо. Грибы сработали.
– Фаллоидин. – Кирилл старается говорить громко, а из его бледной, покрытой каплями пота головы вылетает шепот.
Он начинает свою предсмертную лекцию об отравлении грибами. Хрипит, кашляет.
А мы сидим, молчим. Никто не подходит к нему.
Фаллоидин, говорит он, начинает вызывать изменения в клетках печени почти сразу.
Он бубнит, а меня подташнивает.
– Первые симптомы наступают часов через десять. Отравление начинается с сильнейших болей в животе.
Он говорит и в подтверждение своих слов корчится, хватается за живот.
– Неукротимая рвота, сильное потоотделение. – Его тошнит на пол.
Его тошнит, а он продолжает говорить, отчего слово «потоотделение» превращается в «потоотдевееее».
Запах блевотины заполняет комнату.
Кирилл мучается, а у меня ощущение, словно я тоже наелся ядовитых грибов. Мне больно.
Соня подносит ведро, спрашивает, чем мы можем помочь.
Она совершенно спокойна, будто каждый день у нее на глазах умирает ребенок. И я ее не осуждаю.
Встаю, убираю коробку с патронами. Открываю двери и окна, чтобы проветрить.
Он что-то говорит, но я не обращаю внимания. Какое мне дело до его отравления? У меня у самого болит живот.
– И диарея. – Он отмахивается от Сони, пододвигает ведро и смеется сквозь слезы. – Самое паршивое в этом всем – диарея. – Его голова скрывается в ведре, и последние слова эхом отражаются от эмалированной поверхности.
Кирилл корчится, но продолжает рассказ.