Изо дня в день, не помня себя, невезучие девушки вынуждены выходить на сцену голышом и скручиваться в бублик перед одуревшей от желания публикой…
А хотя нет…
Я смотрю на счастливое лицо танцовщицы, обвившей ногами живот посетителя. Сосредотачиваюсь, улавливаю ее настроение. Счастье. Сомнений быть не может, она счастлива. Она улыбается искренне, это не театр. Это восторг и счастье. Она бьется в экстазе, трется о колено богатого клиента, слизывает капельку пота с его лысины. Вот что я называю по-настоящему любить свою работу. Не похоже, что для нее это ад.
Я возвращаюсь к разглядыванию трещин стола. Пепельница заполнилась через край, но ее не торопятся поменять.
Бас гремит из динамиков, стены содрогаются.
В паузах между ударами барабанов я слышу возню за сценой. Что-то гремит, кто-то кричит.
Музыка стихает.
Из-за кулис слышен панический крик. Кто-то зовет полицию, кто-то орет «мамочка».
Вдоль барной стойки ко мне торопится Соня.
– Уходим. – Она быстрым шагом подходит к столику и увлекает меня за собой к выходу.
Я не успеваю допить пиво, последний глоток остается. Бросаю бокал недопитым вопреки своим же правилам и иду за Соней.
– Я сделала что хотела.
Зрители свистят, танцовщицы убегают за кулисы. Недовольные посетители шумят, требуют продолжения программы.
Мы торопимся.
Из динамиков раздается писк, фонит микрофон. Кто-то собирается сделать объявление.
Бар заливается светом. Одновременно включают все приборы, светодиодные прожекторы, колорченджеры, вращающиеся головы, лазерные установки, стробоскопы, зеркальные шары и лампы дневного света.
Светло, как днем.
– Убийцы! Хватайте их! Полиция! Вызовите кто-нибудь полицию! – кричит девушка у сцены, и за нами бегут охранники.
Ускоряем шаг. Соня практически бежит.
– Никого не выпускать до приезда полиции, – говорит мужской голос в микрофон.