Контрудар

Гайцев, согнувшись вдвое, выносил из амбара мешки. Взваливал их на плечи крестьянам.

— Тащи, тащи смелей, будет твоим мальцам на клецки. Подходи, нагружайся, всем даю.

Шумел Дындик:

— Подходи, подходи, подставляй горбы, забирай свое, эхма!

Какой-то селянин, сгибая спину, обратился к Дындику:

— Растрепали мы имение нашего барина, надо и его расформировать. А то как бы не вернулся… Худо нам будет…

— Обязательно расхвормируем твоего барина, — обещал моряк.

Пришел Твердохлеб. За ним комиссар села и двое понятых.

— Надо порядок какой-либо, что ли, товарищ политком. Вот пускай власти решают, что куда.

Мало-помалу людской муравейник утих.

Через час-другой опустел двор. Не находя себе места, жался к крыльцу отощавший фокстерьер. Зияли раскрытые настежь амбары, клуни. Вечерние сумерки окутали помещичий дом.

С дрожащими руками, бледный вернулся Парусов.

— Комиссар… товарищ комиссар, к чему эти разрушения? Кому от них польза? Поймите, я не наемник, во мне стонет душа русского человека. Разрушают белые, разрушаем мы… Везде пепелища, руины. В один день крошат то, что строилось века. Кто и на какие средства будет восстанавливать страну? Мы уже терпим и голод и мор. А что будет дальше?

— Что поделаешь? — ответил Булат. — Народная месть. Вспомните Пугачева, вспомните историю. Видите, как этот подлый Ракитянский распалил бойцов своей изменой? Пусть знают предатели, что рука народа никого не пощадит. А насчет руин не сомневайтесь, мы все восстановим после войны.

— Не теми ли руками, что здесь все крошили?

— Именно этими, товарищ командир полка. Они поставили для господ все эти пышные усадьбы, а для себя, для народа, построят то, что помещикам и не снилось.

— Вообще хочется, товарищ комиссар, сказать то, что я думаю. Сопротивление теперь бесполезно. Зачем проливать лишнюю кровь? — командир провел щеточкой по усам. — Ну, попробовали, сопротивлялись. Честь и хвала Ленину. Теперь ведь ясно — нам против них не устоять. Не лучше ли умело, обдуманно, избегая лишнего кровопролития, прекратить борьбу, договориться? Сохранить тысячи и тысячи русских жизней?

Булат встрепенулся. Впервые открыто заговорил с ним командир. Алексей отвечал спокойно, сдерживая себя:

— Товарищ командир, вы меня извините, но вы рассуждаете как обыватель. С кем договориться? С палачами народа, слугами Ллойд-Джорджа, Черчилля? Вы видите лишь то, что происходит на поверхности. Падение Орла, даже падение Москвы — есть гибель революции лишь в глазах обывателя. Успехи Деникина — это мыльный пузырь. Вот-вот он лопнет. У нас миллионы только начинают раскачиваться. Там — обманутые массы крестьян начинают прозревать. Мы войну прекратим на останках Деникина, не раньше. И бороться будем, товарищ комполка, будем бороться до конца. Об этом нам все время говорит товарищ Ленин. Сотни перебежчиков еще пожалеют о том, что они оставили нас. И тот же Ракитянский… Но будет поздно… Советую вам — не теряйте веру в нашу победу.

Парусов замкнулся.