Ударная группа, собранная по инициативе Ленина и состоявшая из лучших соединений республики — латышской дивизии Калнина, пластунской бригады кубанца Павлова и украинского Червонного казачества Примакова, отбивая удары на юг, запад, восток, сломила сопротивление кутеповских дивизий.
Затрещала деникинская армия под ударами двух мощных кавалерийских кулаков. С востока на Воронеж, насмерть схватившись с белоказаками Мамонтова и Шкуро, шел Буденный. С севера на юг, от Кром на Курск, огненной стрелой разил белых, врываясь в их глубокие тылы, двадцатидвухлетний вожак украинского Червонного казачества Виталий Примаков. Смелые рейды его стремительных полков, возглавляемых коммунистами, привели к разгрому 14-й советской армией лучших сил Деникина, их добровольческого ядра.
Красное знамя взвилось над Орлом. Деникинские газеты уже больше не писали афишными буквами «Орел — орлам». Стал советским Воронеж, на очереди стоял Курск. Воодушевленные победой, бойцы Красной Армии рвались все вперед и вперед с кличем «Даешь Украину!».
Ко дню второй годовщины Великого Октября войска Ударной группы, руководимые Уборевичем и Серго Орджоникидзе, — с Московского направления, и конница, возглавляемая Буденным и Ворошиловым, — с Воронежского обрадовали советский народ своими первыми ошеломляющими успехами. После этих решающих операций стык между Донской и добровольческими армиями противника проходил где-то в районе Касторной.
Во время осеннего сражения на этом же направлении образовался никем не занятый промежуток между 13-й и 8-й советскими армиями.
Разрыв почти в сто километров, впоследствии прикрытый двинутыми из Липецка двумя дивизиями фронтового резерва — 61-й стрелковой и 11-кавалерийской, охранялся долгое время разъездами Донецкого кавалерийского полка, подчиненного, как и прежде, 42-й — самой левофланговой — дивизии 13-й армии.
31
В начале ноября, после боя под Ливнами, в котором 42-я Шахтерская дивизия вместе с отрядом моряков (тем самым, который сражался под Новым Осколом с гундоровцами) разбила алексеевцев, костяк офицерской гвардии Деникина, полк Парусова направили в район Касторной для разведки неприятельских сил и установления контакта с конным корпусом Буденного.
Выдвинувшись далеко вперед, Донецкий полк шел по ничейной земле. Свои остановились в одном переходе позади, а белые, по всем данным, в одном-двух переходах впереди.
Приближаясь к цели, полк, свернув на юго-восток, очутился в знакомых местах. Здесь полтора месяца назад он вел арьергардные бои с наседавшими деникинцами.
Обеспечив себя дозорными и выслав далеко вперед разъезды, растянувшись на добрую версту, кавалеристы одной колонной двигались по узкому, почти невидимому под снегом проселку. К полудню посыльные одного из боковых дозоров привели захваченного у деревушки Ракитное, переброшенного через седло, мертвецки пьяного черкеса. По пышному волчьему хвосту, свисавшему с мохнатой папахи пленного, в нем безошибочно можно было узнать башибузука из знаменитой «волчьей» сотни генерала Шкуро.
Алексей, велев поставить шкуровца на ноги, приступил к расспросам. Парусов, как обычно, особой любознательности не проявлял. Точно и грамотно выполняя все получаемые свыше приказы, он был доволен, когда за его командирские дела брался политком.
Чуть пришедший в сознание черкес то дико вращал глазами, то глупо улыбался, отвечая на все вопросы нечленораздельным мычанием.
Ромашка, увлекавшийся когда-то изучением восточных языков, спросил пленного, мешая русские и турецкие слова:
— Зачем водку пил? Магомет не велит.
— Правильна, Магомет не велит, — ответил шкуровец. — Наш юзбаши, сотник значит, сказал: «Пей, это не вино — вода». Я пей вода — не отвечай. Отвечай на Магомет юзбаши.
Постепенно трезвея, пленный, сняв папаху, соединил ладони, закатил глаза и начал шептать молитву: «Ля илля иль алля Мухамет руссуль-аля». Подтянувшись после прощальной беседы с аллахом и его пророком Магометом, беляк смело посмотрел в глаза Алексею:
— Моя готов. Давай, раз-раз секим башка…
— Никто тебя не тронет. Ты лучше скажи, где твоя сотня, что делает? Как ты попал в Ракитное?
Пленный замотал головой, потрясая волчьим хвостом папахи.