— Ура-а-а!
К Парусову подошел худенький, согнутый старичок. Он гладил колено командира, ухватившись за его стремя:
— Родненькие мои… Миленькие… миленькие… Родненькие мои.
А колокола тихо, чуть слышно шептали — бим-бом, бим-бом, бим-бом.
По морщинистому желтому лицу слобожанина катились мелкие слезы.
Оставив Парусова, старик уже был около Булата, около штабных ординарцев, гладил их ноги, хватал за руки:
— Миленькие… Родненькие… Родненькие вы мои, дорогие… Детки вы мои миленькие…
Прошел по толпе шепот:
— Сына давеча Шкуро посек.
Перекрывая громкий голос Булата, говорившего с коня, ликующе, празднично гудели колокола.
Митинг закончился. Полк расчленился на взводы и отделения. А на опустевшей площади по-прежнему оставался убитый горем старик. Он неистово крестился и все шептал:
— Дождались вас, родненькие… Пришли-таки, сыночки мои…
У ворот, зазывая гостей, толпилась молодежь. Хозяева встречали красноармейцев, вели их в хаты. Кавалеристы впервые после столь тягостного ожидания, слушая родную украинскую речь, радостно улыбались.
Ромашка ускакал на окраину слободы, чтобы самому расставить посты и секреты, а Булат, подозвав к себе рослого селянина, все еще объяснявшегося со служителем бога, направился с ним в волостное правление. Надо было восстанавливать разгромленную Деникиным советскую власть.
Под штаб отвели дом лесничего, Его прислуга, чернобровая упитанная дивчина, ждала новых постояльцев у широко раскрытых двустворчатых ворот. На высоком крыльце стоял, приветливо улыбаясь, сам хозяин дома. Внизу, кутаясь в шаль, жалась к перилам тонкая женщина с измученным, желтым лицом. Огромными, застывшими в испуге серыми глазами она вглядывалась во всех штабных:
— Не встречали ли вы военного комиссара из Мармыжей товарища Алексина?.. Он отступал с девятой дивизией…
— Квартирантка наша, — мелодичным голосом заговорила чернобровая дивчина. — Товарищ Алексин — ихний муж. В большевиках они.
Твердохлеб, вслушиваясь в мелодичную украинскую речь девушки, почувствовал себя по-настоящему дома.
В слободе Алексеевской предстояла дневка.
В просторной столовой расположились Парусов, Булат и адъютант полка Кнафт. Рядом, в полутемной комнатушке, — штабные писаря и телефонисты.