Тополя нашей юности

22
18
20
22
24
26
28
30

Таким образом, в первый класс мы с Адамом пошли вместе. Он, на правах старшего, по дороге в школу толковал мне, как держаться с учительницей, и вообще рассказывал о школьных порядках и обычаях.

В третьем классе нас с Адамом оставили на второй год уже двоих. У Адама была причина: он болел желтухой. У меня же причины не было. Просто я не мог, сколько ни бился, освоить таблицу умножения. Она казалась мне скучной и ненужной. Из-за этой таблицы меня и не перевели в четвертый класс.

Как это ни странно, но начиная с нашего совместного второгодничества (Адам — со второго по счету, я — с первого), мы с другом стали учиться очень хорошо и уже в четвертом классе считались первыми учениками. Мы решали самые трудные задачи, заучивали на память самые длинные стихотворения, на немой карте безошибочно показывали все реки и озера. Приохотила нас к науке наша учительница Зося Юрьевна. Какая это была необыкновенная учительница и как интересно она умела рассказывать! О самых скучных вещах — например, о камнях, которых сколько хочешь валяется в поле, — она рассказывала так, что дух захватывало. Она все знала, все умела, веселая Зося Юрьевна: хорошо пела, рисовала, да и сама была необычайно красивая — чернявая ласточка-щебетунья.

Весь год Зося Юрьевна использовала последний урок для чтения книг и разных историй из газет. Какие это были замечательные книги и истории! Мы сидели за партами, боясь пошевельнуться, и никакой дисциплины не надо было наводить — все забывали даже, где находятся. Особенно волновали нас книги о войне и разные рассказы о шпионах. В то время, когда мы учились, даже пионерские газеты очень много писали о том, как школьники задерживают всевозможных диверсантов и нарушителей границы, и Зося Юрьевна не пропускала ни одной такой заметки, чтобы не прочитать ее нам.

Мы — и мальчишки и девчонки — были влюблены в Зосю Юрьевну, и нам было необычайно грустно расставаться с четвертым классом, в котором в тот год не осталось ни одного второгодника. Мы знали, что в пятом классе Зося Юрьевна не учит.

Летом, во время каникул, мы с Адамом купили учебники за пятый класс и совершали частые путешествия в лес. Нам нравилась тишина и настороженность леса, и, должно быть, в глубине души жила надежда, что и на нашу долю выпадет счастье натолкнуться на какого-нибудь шпиона или диверсанта. И вот наконец свершилось. Однажды мы пошли собирать еловые шишки. Возвращаясь домой, увидели очень подозрительного человека, который время от времени сворачивал с дороги и скрывался во ржи. Сомнений быть не могло — шпион! По какой иной причине стал бы этот хорошо одетый человек каждые сто метров сворачивать в рожь, таясь в ней по нескольку минут. Ясно — что-то высматривал, а затем там, во ржи, записывал или заносил на карту. Мы с Адамом жили в районном местечке, расположенном не так далеко от границы, и знали, что у нас есть что вынюхивать. Через местечко проходила железная дорога, были у нас кирпичный завод, мыловарня, сушилка, — разве все это не могло быть интересным для зарубежного шпиона?

Мы решили действовать. Жалко только, что в местечке не было ни погранзаставы, ни даже военной части, куда можно было бы сдать этого опасного типа. Идя за незнакомцем и наблюдая за ним, мы довели его до местечковой улицы и уже не отставали ни на шаг. Не знали мы только, куда нужно прежде всего заявить.

Человек между тем не пошел по главной улице, а свернул в глухой переулок, и это еще больше укрепило нас во мнении, что мы имеем дело с осторожным и хитрым врагом. Петляя переулками, заглядывая в подворотни, неизвестный наконец снова вышел на улицу, но держался ближе к забору, как бы прячась в тени тополей и лип. А улица была пустая — ни души, как это бывает только в летнюю, жаркую, страдную пору. Мы с Адамом прямо-таки горели от возбуждения. Что скажет Зося Юрьевна, когда узнает о нашем подвиге? Как будут смотреть на нас знакомые ребята после того, как все местечко заговорит о шпионе?

Первым учреждением, которое попалось на нашем пути, был народный суд, как раз то, что надо! Я махнул рукой Адаму, чтобы не отставал от незнакомца, сам пулей влетел на крыльцо.

В приемной суда, в разомлелой летней тишине, сидела за столом секретарша с завязанным платочком глазом и копалась в бумагах.

— Шпион! — крикнул я с порога.

Девушка недоуменно взглянула на меня своим единственным глазом, не промолвив в ответ ни слова.

— Мы поймали шпиона! — еще громче выкрикнул я. — Он там, на улице!..

Заинтересованная секретарша вышла со мной на крыльцо. Но на улице уже не было ни Адама, ни незнакомца. Возле забора, мимо которого минуту назад прошел шпион, рылись в земле куры.

— Сопли вытри! — зло сказала секретарша и повернула обратно в комнату.

Адама я встретил на углу улицы, возле аптеки. Он стоял с грустным, унылым видом.

— Это, видать, какой-то доктор, — проговорил Адам. — В аптеке сидит. Насобирал жучков и разглядывает через лупу. Жучки кузьками называются. Их много во ржи.

Так подкузьмил нас незнакомец!

Мы долго, до самого совершеннолетия, стыдились вспоминать эту неприятную историю. Потом, вспоминая, смеялись.

В войну Адам погиб на фронте. Погибла в партизанах и веселая Зося Юрьевна — первая учительница, сумевшая убедить нас, что мир такой большой и красивый и что в нем всегда найдется место для подвига.