Центральная площадь, как и улица, по которой ехал Посашка, изменилась до неузнаваемости. Вместо приземистых обшарпанных домишек с деревянными наружными лестницами, ведшими на второй этаж, стояли новые, современного вида здания, улица стала прямой и широкой. Только с противоположной стороны площади видны прежние, кирпичные лавочки с нависшими над входом вывесками.
Вдоль набережной тянулись подстриженные низкие кусты, за ними ряды новых зданий, заслонивших реку. Сыпался снег, подмораживало.
Трехэтажная гостиница разместилась на месте бывшего рынка. Здесь также повсюду новостройки. Город зажег огни и казался Посашке чужим и холодным.
Свободного места в гостинице не нашлось. Посашка вернулся на Центральную площадь, пересек ее и зашел в ресторан. Здесь было темно, грязно, две толстые официантки разносили по столам пиво в кружках.
Он разыскал свободный столик и сразу почувствовал себя вольным казаком, которому отнюдь не страшно, что негде ночевать и что часов в одиннадцать ресторан закроется. Случай должен выручить. Посашка любил минуты полной беззаботности, когда не надо ничего делать, предпринимать, целиком полагаясь на волю случая.
Официантка принесла заказанные сто граммов водки, кружку пива, и там, возле буфета, заиграл аккордеон. Музыкант, сидевший на невысоком помосте, — немолодой мужчина в поношенном сером пиджаке. Его глаза закрывали большие темные очки, и Посашка подумал, что музыкант слепой.
За соседними столиками сидели несколько парней, одежда которых свидетельствовала о том, что они из района, из деревни. Еще и теперь деревенских людей с первого взгляда отличает одежда — купленные в магазинах пиджаки, костюмы тесны или слишком большие, с оттопыренными лацканами, штаны заправлены в сапоги или в обтянутые кожей валенки. Двадцать лет назад, когда Посашка здесь жил, мода была другой: одни носили потертую гимнастерку, китель, другие и новые наряды шили на военный манер. Тогда даже гражданские любили пофорсить в кителях и галифе.
Настроение, владевшее соседями Посашки, было сродни его собственному, хотя проявлялось оно не в молчании, а в звучных тостах и смехе. Они несомненно заочники, скорее всего учителя, окончившие сессию в педагогическом институте, сдавшие экзамены и зачеты. Вечер у них свободный и принадлежит только им. Книги, учебники лежат на столах рядом с кружками пива.
Музыкант заиграл мелодию о незнакомом поселке, о безымянной высоте, и Посашка вздрогнул. Он представил человека в темных очках пехотинцем, командиром взвода, который упал на почерневший снег в нескольких шагах от ослепительно-синего взрыва. Это могло произойти в предвечернее время, на снежной равнине. Впереди, на пригорке, темнела деревенька, три крайние хаты освещены отблеском пожара, и вокруг синий с темным отливом снег, черное небо…
Боже мой, он ведь ради этого и приехал… Предчувствовал, что только здесь, в городе, таком близком и таком немилом, найдет то, о чем думает давно, все последние годы…
Посашка поднялся, подозвал официантку и, расплатившись, вышел на улицу. На площади, поскрипывая снегом, шли парочки. Он отправился на набережную, нашел лестницу и по обледеневшим ступенькам спустился вниз, к реке. Отсюда город казался многоэтажным. На песчаных холмах по-прежнему стояли приземистые домишки, они взбирались от подножья к самой седловине, создавая иллюзию, что город состоит из небоскребов.
Река лежала молчаливая, покрытая льдом и запорошенная снегом, с левой стороны нависали над нею темной аркой фермы нового железнодорожного моста, справа, за синим простором лугов, темнели сосняки. Город был тот же, знакомый.
Случай выручал — Посашка шел как раз туда, куда надо было идти. Он вскоре увидел скованный льдом старый пароходик. Окна кают светились, и Посашка догадался, что пароходишко приспособлен под жилье. По дощатому пастилу он поднялся на палубу, отыскал дверь и постучал. Никто не ответил, он хотел уже уйти, но услышал за спиной осторожные шаги. Кто-то поднимался на пароходик.
— Закрыто? — спросил женский голос.
— Не знаю. А что здесь такое?
— Ноев ковчег для бесприютных.
Женщина без стука открыла дверь, вслед за ней Посашка поднялся по слабо освещенной лестнице в длинный коридорчик. По обеим сторонам его размещались каюты. Из первой, протирая сонные глаза, вышла чернявая девушка-вахтерша.
— Мест нет, — сказала она, словно прося прощения. — В общей комнате поставили десять раскладушек. Если бы хоть на час раньше…
Та, что привела Посашку, стояла и смотрела на него. Он снова, как в ресторане, внутренне вздрогнул. Ему показалось, что перед ним Валя, далекая и забытая с которой здесь, в этом немилом городе, у него было столько счастливых и горьких минут.
Нет, это не она, даже не похожа на нее. Он просто взволнован…
ebooksa