— Зато в этом году можете рыбу разводить.
— А для чего прошлогодний снег вспоминать? — возразил Головко. — Выросла конопля, вот что главное. В хозяйстве нельзя без риска. Полмиллиона взяли С этого болота…
— А если бы выдалось дождливое лето?
— Если дождливое, погибли бы семена…
— Слабый вы секретарь, Головко, — незлобиво сказал Николай Иванович. — Чижевскому при тебе раздолье. Читал я протоколы ваших партийных собраний. Провели за год семь собраний, и все закрытые. По первому вопросу выступил товарищ Чижевский, он отметил… По второму вопросу выступил товарищ Чижевский, он нацелил… Сами себя агитируете… Потому и конопли на неосушенном болоте сеете. Это же авантюра, как ты не понимаешь? Так, брат, хозяйство не поднимешь, хотя вам в прошлом году и повезло…
— Колхоз же за эти три года при Чижевском все-таки поднялся, — попробовал протестовать Головко. — Трудодень возрос, строительство…
— Знаю, как поднялся. В первый год продали дубовый лес на корню за бесценок. А ведь дуб растет четыреста лет. Вашим внукам его продавать уже не придется. В прошлом году вас эти конопли выручили. А в этом году, кажется, надеетесь получить страховку и за те посевы, которые вымокли, и за те, что просто не взошли. Так что успехи, как видишь, ниже среднего…
— Я согласен, но…
Возвращались в деревню, когда землю окутывали синеватые сумерки летнего вечера. На фермах мычали коровы и лязгали железные бидоны. Кто-то клепал косу, и звонкое эхо отдавалось в росистых вечерних полях. Где-то возле правления играла гармонь и звенели молодые голоса.
— А с Тюхом вы скверно поступили, — сказал Николай Иванович. — Он же имел основание, когда писал фельетон о конопле. У старого учителя отрезать огород — хуже не придумаешь.
— Скверно, — согласился Головко. — Я был против, но Чижевского не переспоришь… Доказывал, что лучшую землю нужно под кукурузу…
Деревня жила своими ночными звуками и шорохами. В полосах света, ложившихся на улицу от окон хат, бесшумно проносились черными тенями летучие мыши, тихо скрипели калитки, на лавочках приглушенно разговаривали и смеялись.
— Вы не обедали, должно быть, — проговорил Головко. — Зайдем ко мне…
— Спасибо, брат, я не голоден. Ты мне лучше покажи, где живет Тюх. К нему нужно в первую очередь. Ведь это мой старый товарищ…
— Дом напротив школы, через улицу. В одной половине квартира Мальвины Егоровны, а в другой — Владимира Ивановича. Самые уважаемые педагоги…
— Хорошо, найду. Собирай завтра людей. Дай знать в бригады. Начнем, думаю, часов в восемь вечера. Не поздно?
Простившись с Головко, Николай Иванович пошел к правлению. Нужно было позаботиться о шофере. Но на свою машину секретарь райкома наткнулся еще по дороге. Она стояла на развилке улиц, под развесистым деревом. Иван сидел в машине не один: из машины доносился приглушенный девичий смех. Николай Иванович постоял в нерешительности, махнул рукой и повернул к школе. Он остановился на минуту перед окнами квартиры Мальвины Егоровны Бабошки, а затем, взбежав на крыльцо учителя Тюха, тихо постучал в дверь.
ЗОНА ПРИПЯТИ
ebooksa