На юге Полесья, в том месте, где полноводная и спокойная Припять торопится в объятия красавца Днепра, есть один очень интересный район. Он примечателен прежде всего своими контрастами. Здесь как бы встретились степная, пшеничная Украина с лесной, картофельной Беларусью. Встретились, чтобы не расставаться…
Распростившись с небольшой, окруженной смолистым бором железнодорожной станцией, носящей название района, и шагая в южном направлении, вы больше не увидите ни сосенки, ни березки, ни привычного для глаз болотца с рыжей стоячей водой. Вокруг, куда ни бросишь взгляд, — хлеба, зеленые озерца кукурузы, которую здесь называют «кияхами», и снова хлеба. Кое-где среди этого полевого раздолья лениво взмахнет крыльями ветряк, стоящий обычно на околице спрятанного в зелени садов села. Издалека видны пики пирамидальных тополей. В небе медленно описывает круги коршун, которого легко спутать с орлом.
На стройных тополях негде пригнездиться горделивому аисту, и аисты минуют здешние села. Они летят на север, к Припяти. Там как раз в избытке все то, что нравится длинноногим хозяевам низин. В надприпятских зарослях с весны до осени не смолкает многоголосый хор лягушек, и, как ни стараются неутомимые труженики-аисты, им не удается хотя бы на один день разладить эту извечную музыку болот.
Мне довелось и походить и поездить по этому району, и я не переставал любоваться контрастами, которых здесь не заметит разве только слепой. В южной, степной части района — один мир, один характер местности, а в северной, которая называется Припятской зоной, — другой. Пройдешь каких-нибудь двадцать километров, и перемена бросается в глаза отчетливо и резко. Разные, не схожие один с другим пейзажи, разные картины деревень, даже другой говор…
Солнце всходит на степной равнине как-то неожиданно. Еле-еле зардеет на востоке узенькая полоска, а спустя какую-нибудь минуту уже все кругом залито переливным, сверкающим блеском. Это совсем не похоже на тот мягкий, медленный рассвет, который можно наблюдать возле окруженной лесами и кустарниками Припяти. Солнце ведет себя здесь совсем по-другому. Оно здесь как вежливый гость, который никогда не войдет в дом, не постучав в дверь. Сначала легкий багрянец заиграет на вершинах далекого бора, затем солнечные зайчики, будто пробуя свои силы, лягут на спокойные воды реки, и, только когда она улыбнется, ясно и приветливо, солнце полной горстью бросит свои лучи в окна деревенских хат…
А возьмите ветер. Среди полевого простора он своевольный и наглый. Он, как только хочет, разгуливает по пыльной дороге, пригибает до самой земли пшеницу, заставляет кланяться гордые подсолнухи, взъерошивает соломенные крыши хат. Возле Припяти ветер куда осторожнее. Он здесь если и разойдется, то с ним есть кому поспорить. Нахмурится и зашумит лес, тревожно зашепчется прибрежный лозняк, а разгневанная Припять начнет высоко вздымать свои прозрачные волны, бросая их одну за другой на низкие берега…
Полевая, степная равнина богаче Припятской зоны. В этом очень легко убедиться, если хоть раз побывать на базаре в районном центре. Базар здесь вообще бывает отменный: такого не увидишь ни в Мозыре, ни в Речице, ни в других наиболее выдающихся здешних местах. Огромная площадь, на которой — без преувеличения — могла бы разместиться половина Всесоюзной сельскохозяйственной выставки, в базарные дни гудит, как пчелиный улей. Она вся — вдоль и поперек — заставлена автомашинами, подводами, ларьками и палатками. Чего тут только не продают! Кажется, пожелайте птичьего молока, и, пожалуйста, вам продадут его сколько захотите.
Главную скрипку на этом базаре, конечно, играют полевые колхозы. Они привозят не только пшеницу, сало, масло, откормленных кабанов, индюков, кур и гусей, разные фрукты и овощи, — они с гордостью продают то, что сроду не росло на заболоченных и песчаных землях Припятской зоны. В ларьках этих колхозов в конце лета можно купить даже виноград. Правда, по вкусу он немногим слаще клюквы, которой тьма-тьмущая на припятских болотах. Однако виноград есть виноград, тем более что его сюда не привозят из-под Одессы. Местные огородники торгуют также арбузами (жители Припятской зоны говорят, что их бульба куда слаще этих арбузов), кабачками, баклажанами и разными другими вкусными вещами, которыми так богат солнечный юг и которые, что греха таить, довольно медленно продвигаются к Полярному кругу.
Припятская зона привозит на продажу все самое обычное, чем никого не удивишь. Она торгует картофелем, грибами, сушеными ягодами, рыбой, березовыми вениками и дровами. Растут, конечно, и в надприпятских деревнях яблоки и груши. Но это обыкновенные антоновки и зимние беры, — им, конечно, трудно соперничать с виноградом и арбузами, — пусть по величине эти арбузы чуть больше кулака того дядьки, который хлопочет возле весов.
Жители полевых сел приезжают на базар только на машинах. Они важно расхаживают от лавки к лавке, прицениваясь главным образом к шерсти и шелку. «Полевик» не пожалеет спустить возле пивного ларька хоть целую полсотню, ведь он же богач…
Те же, кто ест хлеб с надприпятских песков, не считают для себя зазорным приехать на базар на обычной буланке, а то и притопать просто пешочком. Они больше присматриваются к ситцам и сатинам, в столовой отдают предпочтение обыкновенному чаю и вообще не отличаются никаким ухарством. Характер у них тихий и покладистый.
Стоял теплый сентябрьский день, когда я добрался в самую далекую деревеньку зоны Припяти. Половину пути я счастливо проехал на полуторке, отвозившей хлеб на районный пункт «Заготзерно». В мою деревеньку машина не шла, там по точным сведениям, полученным от шофера, еще не намолотили. Идти оставалось километров восемнадцать.
Начиналась осень. Еще щедро светило горячее солнце, совсем по-летнему дрожало синеватое марево над пыльной дорогой, в кустах крушины свистели веселые дрозды. Буйно росла на лугах зеленая отава, в палисадничках возле деревенских хат ласкали взор своей неброской красотой желтые георгины и астры. Но всемогущая осень неотступно следила за этими последними проявлениями хмельной летней жизни. Она уже застлала золотистой скатертью хлебные поля, слегка посеребрила кроны развесистых придорожных берез, а воздух наделила той прозрачностью и чистотой, какие бывают только теплой, погожей осенью.
Мое дело было не такое уж срочное, и я с удовольствием растянулся на траве под сенью березы. Хорошо иной раз вот так, без забот и волнений, поваляться в тенечке, подышать чистым воздухом, в избытке насыщенным запахами полей, лесов и луга. Должно быть, нет лучшего лекарства от городского шума и суеты, от служебных забот и мелких неприятностей, без которых, видимо, не обойдешься в жизни. Наедине с природой приходят мысли, которые, кажется, никогда не посещают человека, запряженного в тяжкий воз повседневности. Недаром древние философы отдавали явное предпочтение покою и созерцательности.
Высоко в синем безоблачном небе плывет яркое солнце, щедро льет на землю свои тепло и свет, а ублаготворенная и согретая его лаской земля отвечает хмельным избытком сил жизни.
Теплому, ясному дню радуется каждое живое существо. Над моей головой, на березе, тенькают беззаботные синицы, пробуют силу своих крыльев стремительно скользящие в небе красивые ласточки. На маленьком клочке земли, где я прилег, идут свои хлопоты и заботы. Куда-то торопится неутомимая мурашка, вверх по стебельку ползет спокойная божья коровка, безостановочно «толкут мак» глупые мошки, совсем не думающие о том, что вечером, с первым веянием холода, они все погибнут.
Над Припятью синеет лес, оттуда несет терпким, густым ароматом, сотканным из запахов хвои, прелой земли, грибов и богуна-травы. Широкие луга примешивают свою долю к этой богатой и разнообразной гамме: пахнет аиром, муравой и сладкой медуницей…
Спокойно, будто в тихом полусне, плывут мысли; может, это даже и не мысли, а только ощущения, нечто такое, что возникает на грани чувства и сознания. Мое существо переполняет ощущение нераздельности, единства души и тела со всем этим бесконечным и чудесным гимном жизни. Я думаю о солнце, об этом неутомимом и бескорыстном сеятеле всего живого на земле. Солнце дает тепло и свет, земля — свои животворные соки, но кто сеет красоту, радость, бессмертие жизни? Откуда в природе такое богатство и разнообразие форм? Кто тот невидимый художник и декоратор, который так чудесно расцветил и украсил землю, создал бесконечную симфонию красок, звуков, линий? В соответствии с каким законом из маленького летучего зернышка вымахала вот эта белоствольная береза с раскидистой пышной кроной-шапкой? Где, в каком сейфе, запрятан чертеж, согласно которому она росла, все шире и шире разбрасывая зеленые ветви, стремясь своей вершиной к солнцу, к свету?..
Когда-то, еще в дошкольные годы, я считал, что в каждом зернышке таится маленькое, невидимое деревце или растение. Под микроскопом мы рассматривали и зерно ржи, и маковое зерно, и кусочки желудя и везде видели одно и то же: клетки, протоплазму, белок. Но загадка детских лет осталась неразгаданной. Почему из макового зерна, которое куда меньше ржаного, вырастает большое и красивое растение? Почему обычная муха или комар, как их хорошо ни корми, никогда не достигнут величины майского жука? И вообще, от чего зависит вся эта несхожесть живого на земле?..
Я лежу под березой, вспоминаю свои детские заблуждения, и у меня хорошо и тихо на душе. Если бы сегодня кто-нибудь задал мне один из этих вопросов, я ответил бы не лучше, чем когда-то отвечали мне. Природа… Все от природы: зеленый лес, цветы на лугу, веселые птички, которых никто не учил петь свои звонкие песни…
ebooksa