Настоятель церкви Рождества Богородицы с. Рождествено Гатчинского района отец Георгий Свиридов активно помогал советским военнопленным. Высланный немцами из Пушкина, он оказался в деревне. Там староста, узнав, что он до 1930 г. являлся священнослужителем (Свиридов 11 лет работал счетоводом), предложил служить в местной церкви. В октябре 1941 г. на общем собрании жителей села отец Георгий был избран священником. Указания оккупационных властей он практически не выполнял, во все праздничные дни совершал богослужения, проводил крещение и отпевание, а в будни четыре раза в неделю преподавал в школе Закон Божий в трех деревнях. Подобное игнорирование немецких интересов во многом было возможно из-за позиции волостного старосты (как выяснилось потом, связанного с партизанами). Так, после снятия урожая 1942 г. отец Георгий организовал сбор помощи военнопленным и другим советским гражданам, находящимся в концлагере с. Рождествено[747].
Несколько священнослужителей подвергались арестам за то, что отпевали расстрелянных нацистами. Так, летом 1942 г. в Печорах по этому обвинению был арестован и передан СД священник Грец. Там же подверглись аресту диакон Василий Савин и псаломщик Иоанн Слесарев за то, что в годовщину расстрела своих прихожан отслужили панихиду на месте расстрела по просьбе родственников убиенных. Диакон и псаломщик находились в тюрьме девять месяцев — с 15 августа 1942 по 10 мая 1943 гг., голодали в заключении и чудом остались живы[748]. Были и другие подобные случаи.
По обвинению в антигерманской агитации подвергались различного рода преследованиям многие певчие и церковнослужители кафедрального Свято-Троицкого собора Пскова. Так, в конце 1942 г. были арестованы певчие Ольга Ильинская и Александра Андреева, ругавшие оккупантов и называвшие их грабителями, весной 1943 г. — певчая Анна Родионова вместе с двумя детьми, в декабре 1943 г. уволены как «советские патриоты» десять работников собора, аресту подвергалась переводчица Миссии Людмила Розанова, муж которой ушел к партизанам, и т. д.[749]
Настоятель Павловского собора Гатчины протоиерей Феодор Забелин накануне освобождения города во время церковной службы спрятал советского лейтенанта в храме, спасая его таким образом от преследования фашистов, и хотя многие верующие видели это, никто не выдал своего пастыря. 9 февраля 1944 г. в докладе митрополиту Алексию (Симанскому) отец Феодор так описал этот случай: «Мы прикрыли русского офицера, он лег спать, а медную кованую дверь я приказал закрыть на замок. Около 9 часов вечера в церкви раздался взрыв, то немцы бросили гранату в окно. Ранило 5 человек случайных богомольцев, а утром с рассветом лейтенант уже мог присоединиться к своим, жизнь его была спасена»[750].
А в ходатайстве 24 жителей Красного Села от 31 января 1945 г. об открытии в их городе церкви отмечалось, что в 1941–1943 гг. в этом храме при немцах ежедневно отец Иоанн Пиркин совершал «по уставу положенное богослужение, молясь за страну родную, за наших бойцов в Красной армии и, вполне понятно, за свою Советскую власть трудящихся. Молитвы у всех нас были усердны о даровании скорой победы нашей Красной армии и свободы от напавших на нас злодейски гитлеровцев»[751] и т. д.
Верующим хорошо известен подвиг преподобного Серафима Вырицкого, который весь период оккупации прожил в пос. Вырица Гатчинского района Ленинградской области, и, несмотря на престарелый возраст и тяжелую болезнь, повторив подвиг преподобного Серафима Саровского, неустанно молился на камне в саду своего дома о спасении Русской земли. Открыто говорил святой и о предстоящем неизбежном поражении Германии, в том числе немецким офицерам.
В Пасхальном 1944 г. послании Ленинградский митрополит подчеркивал: «С радостью услышал я о преданности вере, о верности Родине многих пастырей за все время пребывания в фашистской неволе… также отрадно было узнать о том, что многие священники и миряне бестрепетно всеми имевшимися у них способами боролись против засилья оккупантов: помогали партизанам, укрывали их от врагов»[752].
С лета 1943 г. Ленинградский штаб партизанского движения (ЛШПД) наладил поставки литературы издательского отдела Московской Патриархии в немецкий тыл. Доставлялись первые номера начавшего выходить в сентябре церковного журнала, патриотические обращения иерархов, воззвания к населению, призывавшие на борьбу с врагом за свободу, веру и честь Родины, сообщения об отлучении от Церкви верующих и лишении сана священнослужителей, сотрудничающих с оккупантами, и т. д. А с конца 1943 г. материалы о патриотической деятельности Русской Православной Церкви появились на страницах периодической печати, в том числе и в центральном органе ЛШПД — газете «Ленинградский партизан». В них говорилось об участии священнослужителей в комиссиях по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и даже об их участии в партизанских судах и процессах над предателями[753]. В результате 1943–1944 гг. доля сторонников Московского Патриархата среди клира оккупированных областей постоянно росла. В ходе освобождения Ленинградской области многие священнослужители приветствовали приход советских войск.
Лишь часть оккупированной территории Северо-Запада России в годы войны контролировалась Псковской миссией. Западную Карелию, северные и северо-восточные районы Ленинградской области временно захватили финские войска, и религиозная жизнь там имела свои особенности. Православная Церковь на территории Финляндии, после отделения этой страны от России, 11 февраля 1921 г. получила автономию от Московской Патриархии. Но 6 июня 1923 г. она была принята с правами широкой автономии в Константинопольский Патриархат. В межвоенный период Финляндская Православная Церковь значительно окрепла и выросла численно — с 55 000 верующих в 1920 г. до 81 000, в том числе 65 000 финнов, в 1940. Она состояла из 2 епархий — Карельской (16 приходов) и Выборгской (13 приходов), окормляемых 50 священниками, и имела 4 монастыря — Валаамский (200 монахов), Коневский (20), Печенгский (17) и женский в Линтуле (34 насельницы). Резиденция главы Церкви — архиепископа Германа (Аава) — находилась в Сортавале (Сердоболе), там же в 1918 г. была открыта духовная семинария. После советско-финской войны 1939–40 гг. юго-восточные районы Финляндии отошли к СССР и 55 000 православных финнов из 18 приходов были вынуждены эвакуироваться вглубь страны, 3 монастыря из 4 оказались утрачены, их насельники также эвакуировались. Духовная семинария и Выборгский епископ переехали в Хельсинки, а архиепископ Герман — в Куопио[754].
Отошедшие к СССР земли, включенные в состав созданной 31 марта 1940 г. Карело-Финской ССР, оказались почти безлюдными, и вследствие этого существовавшие на них храмы перестали действовать. Образованные органы советской власти оформили закрытие всех этих «бесхозных» церквей с передачей их зданий для использования различным государственным и общественным организациям. Так, например, временное управление г. Вийпури (Выборга) 12 сентября 1940 г. постановило, что, поскольку имеющиеся в городе храмы (русские церкви на Кирпичной ул. и у железнодорожного вокзала, кирха, католические церкви на площади и кладбище) пустуют и ни одного заявления от желающих использовать их для богослужений не поступило, необходимо просить СНК Карело-Финской ССР о закрытии церквей «с передачей их под культурно-хозяйственные нужды и потребности города». И вскоре республиканский Совнарком принял соответствующее решение. В самой же «советской Карелии» уже к началу 1940 г. не было ни одного служившего священника, а последние православные храмы оказались официально закрыты весной-летом 1941 г.: в Повенце — 14 апреля 1941 г., а в Петрозаводске Екатерининская церковь — 3 июня 1941 г. и обновленческая Крестовоздвиженская — 15 июля 1941 г.[755]
Мирная передышка в советско-финляндских отношениях была недолгой. О планах архиепископа Германа накануне начала второй войны с СССР говорится в докладе немецкого священника Л. Зентрке из Турку в МИД от 13 сентября 1941 г. В нем священник передавал содержание двух своих бесед с владыкой 13–14 июня 1941 г. Архиепископ Герман был уверен в скором начале войны и заявил, что в случае передачи Финляндии территории Карелии (где проживали кроме русских родственные финнам православные карелы) она, вероятно, будет подчинена Православной Церкви Финляндии: «Этим нашей Церкви была бы поручена новая важная задача. Она должна помочь действительно включить это население в финский народ и вместе с тем возвысить его духовно и религиозно»[756].
Как Православная, так и Евангелическо-лютеранская Церкви Финляндии благословили начало летом 1941 г. новой войны с СССР. 26 июня шесть финских лютеранских епископов обратились к пастве в связи с началом войны с совместным призывом, в котором говорилось: «Снова народ Финляндии исполнен благодарности при мысли, что он опять призван выступить на защиту святой христианской веры и западной христианской культуры»[757].
В первые месяцы войны финские войска заняли часть Карелии (с населением свыше 80 тыс. человек) и Ленинградской области. Архиепископ Герман вернулся в Сортавалу и приступил к осуществлению своих миссионерских и националистических планов. В сентябре 1941 г. миссионерская работа в Карелии уже велась 6 представителями православного военного духовенства и, кроме того, 30 священниками, монахами, диаконами и 6 обученными мирянами, также планировалось направить на занятые территории 250 православных учителей. Финская церковная газета «Ферзамлингсбладет» 18 сентября сообщила, что «Общество распространения Библии в России» выпустило 5000 православных молитвенников для раздачи советским военнопленным. Спрос на них оказался значительно выше ожидавшегося. К этому времени дважды в месяц стал выходить церковный листок на русском языке «Друг военнопленных» тиражом 7000 экземпляров, которые распространялись в лагерях[758].
В некоторых из них были православные священнослужители из числа самих пленных. Так, например, с июня 1942 по август 1944 г. в лагере советских военнопленных в г. Лапперанта проводил богослужения священник Иоанн Иаковлевич Сафронов. Он попал в плен к финнам, работал на строительстве оборонительных сооружений и получил от администрации лагеря официальное разрешение исполнять обязанности священника. После окончания войны отец Иоанн служил настоятелем Троицкой церкви с. Подгощи Шимского района Новгородской области и был арестован 29 марта 1949 г. по обвинению в проведении антисоветской агитации в период пребывания в Финляндии. 26 ноября 1949 г. военный трибунал войск МВД Ленинградского округа приговорил священника к 25 годам лагерей, но 24 октября 1955 г. он был освобожден по амнистии, а в 1992 г. реабилитирован[759].
В целом в Финляндии существовала большая разница по сравнению с Германией, где миссионерская деятельность среди советских военнопленных в основном запрещалась. Впрочем, у финнов имелся некоторый опыт еще со времен войны 1939–40 гг. Уже тогда советские военнопленные читали в лагерях Евангелие, и значительное их число участвовало в регулярно проводившихся богослужениях. Перед тем как финские войска по мирному договору оставили передаваемый под советскую военную базу полуостров Ханко, они положили в каждый дом Новый Завет на русском языке[760].
Евангелическо-лютеранская церковь Финляндии тоже старалась вести активную работу в Карелии. Один из руководителей этой Церкви епископ Тампере М. А. Летонен в ноябре 1941 г. посетил занятые финскими войсками территории и увидел там большое поле для деятельности по преодолению последствий атеистического воспитания. Согласно газетной статье о поездке епископа, его особенно поразила реакция двух молодых женщин на вопрос: «Знают ли они, кто был Иисус Христос?» Женщины ответили: «Мы это не знаем, во всяком случае, он жил не в этой деревне»[761].
В газетной статье участвовавший в «деле евангелизации» доктор П. Вирккунен в январе 1942 г. назвал подобную деятельность важнейшим полем работы для Церкви в настоящее время: «Сегодня, в разгар войны, перед нами стоит огромная задача снова сделать здесь финских людей душевно свободными…Мы хотим теперь с Божией помощью спасти эту молодежь для Евангелия». Уделяла внимание Евангелическо-лютеранская церковь и лагерям советских военнопленных. Иногда это приводило к конфликтам с заключенными, однажды даже был убит секретарь Финляндского архиепископа пастор Кунила в Турку при душепопечительном посещении тюрьмы. В «Известиях Германской евангелической церкви» № 30 от 1 марта 1942 г. сообщалось: «Убийца не проявляет никаких следов раскаяния, напротив, он цинично заявил, что ему, как убежденному коммунисту, совершенно безразлично, что он сам убил своего благодетеля»[762].
Часть финских православных общин на утраченных в 1940 г. территориях была воссоздана. Так, приехавший в январе 1942 г. в Карелию православный священник Пааво Саарикоски, посетил возрожденную церковь с. Массила. В другом селе Виелярви он по приглашению жителей крестил их детей, во многих карельских деревнях на прежней советской территории раздавал крестьянам иконки, назидательные поучения и нашел, что, «несмотря на безбожие большевиков, народ остался верующим». В сообщении Католической информационной службы «Кипа» от 29 июня 1942 г. говорилось, что население Выборга составляет 100 тыс. человек, и различные религиозные общины города провели собрания с целью открытия церквей, до недавнего же времени лютеране Выборга были вынуждены использовать для богослужения зал в жилом доме[763].
В дальнейшем в городе открылась Петропавловская кирха. Подобная ситуация была и у православных. В 1942 г. в Выборг вернулся протоиерей Леонид Хоманен, до марта 1940 г. служивший настоятелем финского православного прихода, и возобновил богослужения в Ильинской церкви. Деревянный храм Успения Божией Матери на кладбище был отремонтирован в 1942–1943 гг., и в нем также начались службы. Кафедральный же собор Преображения Господня был занят под склад советского трофейного оружия и, таким образом, не действовал (с 1940 по 1948 гг.).
В г. Кексгольме (ныне Приозерсе) открылись два православных храма — собор Рождества Пресвятой Богородицы и кладбищенская церковь Всех святых. В Сортавале архиепископ Герман летом 1943 г. освятил восстановленную городскую Никольскую церковь, в этот день на торжественное архиерейское богослужение прибыли богомольцы из различных районов Карелии. Кроме того, в Сортавале возобновились богослужения в Никольской церкви на Валаамском подворье и домовом храме духовной семинарии. Открывались храмы и на оккупированных «старых» советских территориях. Так, в Петрозаводске вновь стали действовать две недавно закрытые церкви — Екатерининская и Крестовоздиженская, в последней служил иеромонах Павел (Олмари, до 1927 г. — Гусев) — будущий преемник архиепископа Германа в качестве предстоятеля Финляндской Православной Церкви. В г. Олонце также открылись два храма — Успенская кладбищенская церковь и Никольский собор, в них служил местный уроженец иеромонах Савва (Саханов). В числе других населенных пунктов Карелии богослужения возобновились в Ладве, Шелтозере, Соломенном, Кондопоге, а в Ленинградской области — в Важинах и Гимреке. Правда, порой финские войска устраивали в православных храмах гарнизонные лютеранские кирхи. Таким образом они поступили с Олонецкой Смоленской церковью «на острову», православным храмом с. Хевроньино на р. Свирь и др.[764] В Александро-Свирском монастыре в период оккупации находился финский военный госпиталь, но достоверных сведений о проведении лютеранских или православных богослужений в монастырских храмах нет.