В 1930–1932 гг. в Кишиневе служил еще один известный русский пастырь – архимандрит Феодосий (Алмазов), сосланный в Нарымский край и в августе 1930 г. бежавший из СССР в Румынию. С 7 января по 1 сентября 1931 г. он даже исполнял обязанности настоятеля греческой церкви Кишинева, но в следующем году был вынужден уехать в Болгарию[562].
Зимой 1930/1931 гг. в Бессарабии вновь ввели осадное положение, возобновились аресты и судебные расправы над оппозицией. Когда в начале 1931 г. группа священников предприняла попытку издавать в Кишиневе русско-румынскую газету «Раза» («Свет»), митрополит Гурий запретил ее выпуск после первого номера. В своей проповеди он заявил, что русские имеют возможность обращаться к Богу на своем языке, «но некоторые элементы из русского населения ведут себя как сектанты», и таких «следует высылать за Днестр». Это скандальное заявление вызвало возмущение в обществе, и Объединение русского меньшинства в Румынии направило протест королю, но он остался без ответа[563].
Тем не менее авторитет митрополита Гурия сильно упал. Резкие выпады против него появились даже в румынской печати. Кульминационной точкой был роман «Тайны митрополичьего дома», вышедший в конце 1930 г. в серии издававшейся на русском языке бухарестской газеты «Наша речь», с карикатурой на митрополита и очень прозрачным описанием подробностей. На кишиневском базаре в то время распевали песенку на тему: «Гурий продал старый стиль и купил автомобиль…»[564].
Однако новая волна изгнания из приходов сторонников старого стиля и замена их присланными из Румынии священниками все же позволила временно сломить сопротивление бессарабского клира. Почти все русофильские церковные объединения и союзы почти были ликвидированы. Вместо них, опираясь на государственную администрацию и финансовую помощь правительства, масштабную румынизаторскую деятельность развернуло общество «Астра». Возглавлял его викарный епископ Аккерманский и Измаильский Дионисий (Эрхан), а в число «активистов» общества в селах в обязательном порядке включали священников. Но и в этих условиях сопротивление верующих календарной реформе продолжалось. Летом 1935 г. оно вылилось в массовые крестьянские волнения в Бельцком уезде, только в столкновении с полицией в с. Старый Албинец 19 августа было убито 5 крестьян, около 10 ранено и 120 арестовано. В с. Пьятра-Нямце, когда верующие шли на праздник освящения старостильного храма, полиция преградила им дорогу и открыла огонь, в результате один крестьянин был убит[565].
Позднее священник Николай Климович в письме на имя Н.А. Булганина в 1958 г. так описывал события в с. Старый Албинец: «В 1935 г. по разрешению румынских властей и по просьбе народа я устроился на работу в с. Албинец Фалештского района. Все священники Кишиневской и Бельцкой епархии презирали меня за то, что я не совершаю божественную службу по новому стилю… Священники собрались в г. Бельцы и подкупили жандармского полковника Манцила за 260 000 лей, и полковник Манцила выдал священникам военное обмундирование и винтовки с патронами и 19 августа 1935 г. ночью напали на меня в полном боевом порядке и наделали великое несчастье, убили трех человек… и четвертого человека – вынули у него кишки, и очень многих ранили пулями. Верующие пришли в великий ужас и встали на защиту меня и скрыли меня. Благочинный Фалештского района Стойко Михаил был одет в военную форму капитана, он расстрелял все патроны и стал бить людей прикладом. Люди и большинство женщин стали защищаться холодным оружием, и одна женщина, боевая, не потеряла духа, взяла железные вилы и защищалась от ударов благочинного, и проколола ему ногу, и от этого получилось у него заражение крови – он через три месяца умер»[566].
В 1934 г., после кончины священника Николая Лашкова, митрополит Гурий назначил настоятелем церкви Александро-Невского братства соглашательски настроенного священника, но взять ее прихожан под контроль властям не удалось. Храм остался центром духовной жизни, в нем по-прежнему собирались более тысячи жителей Кишинева, по сведениям сигуранцы, «в большинстве своем интеллигентов русского происхождения»[567].
Угнетение русского населения в аннексированной Бессарабии вызывало сильную тревогу у руководства Русской Православной Церкви Заграницей. 12 июня 1930 г. ее Архиерейский Синод заслушал составленный на основе писем Г.М. Цамутали и архиепископа Богучарского Серафима (Соболева) доклад Первоиерарха митрополита Антония (Храповицкого) о положении церковных дел и духовном окормлении русских в Бессарабии, поручив владыке Серафиму выяснить необходимые вопросы. Под давлением РПЦЗ Кишиневский митрополит Гурий 6 июня 1931 г. даже написал митрополиту Антонию уклончивое письмо по вопросу совершения служб для русских по их обычаям и на церковнославянском[568].
После нескольких неудачных попыток руководства Русской Православной Церкви Заграницей ходатайствовать перед румынской властью о прекращении преследования православных в Бессарабии и о представлении им права самостоятельного управления Архиерейским Синодом РПЦЗ, Архиерейский Собор этой Церкви поручил попечение о православной пастве в Румынии будущему митрополиту Берлинскому и Германскому, а тогда епископу Венскому Серафиму (Ляде).
В июле 1932 г. владыка Серафим в качестве представителя Центрального комитета русского национального меньшинства в Бессарабии участвовал в совещании православных членов VIII Европейского конгресса национальностей для защиты церковных интересов русского населения. Вопрос о положении русских церковных общин в Бессарабии рассматривался на Архиерейских Соборах РПЦЗ 27 августа 1932 и 8 сентября 1936 гг.[569]
В середине 1930-х гг. епископ Серафим (Ляде) дважды ездил в Бессарабию по заданию Архиерейского Синода. Владыка посещал православных, не признававших насильственного присоединения к Румынской Церкви Кишиневской епархии и введения новоюлианского стиля, которых по-прежнему подвергали жестоким гонениям. В первую поездку епископ Серафим имел поручение ходатайствовать за них в Бухаресте, но его переговоры не имели успеха. Затем он был послан в Бессарабию к существовавшим тайно старостильным общинам, окрестил там много детей, совершил три священнических хиротонии, снабдил священников (которые подчинялись ему, как своему архиерею) антиминсами и святым миром. Когда об этой деятельности стало известно румынскому правительству, владыку Серафима выслали из страны[570].
Позднее Румынский Патриарх Никодим в своем послании Московскому Патриарху Алексию от 20 мая 1945 г., явно искажая реальную картину, так объяснял события 1930-х гг.: «.в очень ограниченных районах, в северной части Молдавии и Бессарабии, вскоре после введения исправленного календаря, было проявлено беспокойство. Наша Церковь поспешила дать разъяснения и успокоить эту низшую часть населения при помощи мирных средств духовного порядка. Когда все уже было готово прийти в порядок, пропагандисты, подкупленные так называемым епископом, имевшим местом своего пребывания Вену, а позднее Германию, смутили наиболее слабые умы и возбудили беспорядки, направленные против государства, но не против Церкви. Когда произошли волнения, государство приняло меры и защитило порядок. Вопрос никоим образом не заключался в религиозных убеждениях, еще менее в календаре, но просто в политических беспорядках»[571].
В докладе на Епархиальном съезде русской Северо-Американской епархии в Бруклине 19 марта 1935 г. архиепископ Виталий (Максименко) с горечью отмечал: «В Бессарабии, попавшей под Румынию, двухмиллионный православный народ тоже лишен прав, переведен на новый стиль и румынское богослужение. Все русское подвергается гонению, русские священники предаются суду, сажаются в тюрьмы, с них снимают духовную одежду – рясу и отрезают им бороды и волосы»[572].
8 июня 1936 г. Архиерейский Синод РПЦЗ заслушал представленный епископом Серафимом проект обращения к Лиге Наций по поводу притеснения русского православного меньшинства в Бессарабии и постановил принять это обращение, дополнив юридическо-каноническим обоснованием права русской церковной власти вступаться за православных русских в Бессарабии[573]. С 1937 г. между РПЦЗ и Румынской Церковью прекратилось даже взаимное поздравление с церковными праздниками.
Во время правления владыки Гурия, – 10 марта 1923 г., на территории Бессарабии были образованы: входившая в Бессарабскую митрополию Аккерманско-Измаильская епархия (ее возглавил епископ Иустин), а также Хотинская епархия (кафедра в г. Бельцы) Буковинской митрополии во главе с епископом Виссарионом (Пую). При этом последний в особенности зарекомендовал себя как румынизатор края. В его епархии большинство населения составляли украинцы и русские, почти не говорившие по-румынски, и раньше священники, несмотря на давление властей, в основном служили по-церковнославянски. По свидетельству архимандрита Варлаама (Кирицы), «с приходом епископа Виссариона категорически было запрещено священникам править по-русски. Вследствие этого в русских селах церкви буквально пустовали. Непослушные приказу священники переводились и даже лишались мест; один священник в порыве отчаяния удавился, оставив письмо, в котором обвиняет в своей смерти епископа Виссариона». В Аккерманско-Измаильской епархии почти так же настойчиво совершались службы и произносились проповеди на непонятном славянам языке, сжигались богослужебные церковнославянские книги, вычеркивались русские святые из святцев и т. п.[574]
В 1926 г. в Кишиневе был основан находившийся в ведении Ясского университета богословский факультет, а в Измаиле и Единце – 8-классные духовные семинарии. В 1920–1925 гг. священники из Бессарабии принимали участие в разработке и принятии нового Организационного статута Румынской Православной Церкви. В 1929 г. в Кишиневе состоялся 2-й, а в 1933 г. – 4-й Миссионерский съезд Румынской Церкви. В межвоенный период на территории Бессарабской митрополии было построено более 100 церквей и столько же отреставрировано. Основывались школы для желавших принять монашеский постриг, в монастыре Добруша была организована школа певчих, в целом число монашествующих возросло до 2400 человек. Выходили официальный орган митрополии журнал «Luminatorul» («Просветитель»), «Газета православной Румынской миссии в Бессарабии» (1929–1940), еженедельник «Луч» (орган Содружества клириков Бессарабии), журналы «Студент», «Наш язык», «Звезда» и другие церковные издания[575].
В конце 1936 г. сменилось руководство Кишиневской епархии – митрополит Гурий был предан гражданскому суду по обвинению в похищении полутора миллионов лей из кассы Епархиального управления, злоупотреблении своим положением, нарушении закона об организации Румынской Православной Церкви, а также в бесхозяйственности, повлекшей за собой для митрополии убытки на сумму 12 миллионов лей (румынские власти ставили митрополиту в вину и неудачи с введением нового стиля)[576]. Также был арестован его келейник иеромонах Климент (Врабия).
11 ноября владыка Гурий по требованию министра народного просвещения и культов Виктора Яжанджи был отправлен на покой и 14 декабря 1936 г. навсегда покинул Бессарабию. Судебный процесс над ним продолжался до 1942 г., в результате кассационная палата так и не вынесла обвинительного приговора митрополиту, найдя средний термин между обвинением и оправданием – «абсолваре». Митрополиту Гурию назначили пожизненную пенсию, но вскоре – 16 ноября 1943 г. он скончался в Бухарестской больнице и 21 ноября был погребен в монастыре Черника. На церемонии похорон присутствовали Патриарх Никодим и представители государственной власти, при этом «прочувственное слово» произнес новый министр народного просвещения и культов Петрович[577].
После митрополита Гурия Бессарабской митрополией управляли: с ноября 1936 по июнь 1937 гг. – архиепископ Ясский Никодим (Мунтяну, будущий Патриарх), с июня 1937 по февраль 1938 гг. – епископ Галацкий (Нижнедунайский) Косьма (Петрович) и с марта 1938 г. – бывший благочинный монастырей Бухарестской епархии и епископ Тигинский Ефрем (Иоанн Енэческу, 1893–1968). Он был командирован в Кишинев в роли викария и наместника (заместителя) правящего архиерея с присвоением титула епископа Бендерского. Владыка Ефрем управлял Кишиневской епархией (с перерывом в июне 1940 – июле 1941 гг.) до августа 1944 г., при этом в январе 1944 г. ему был присвоен титул архиепископа Кишиневского и митрополита Бессарабского. Новые архиереи, так же как и прежние, стремились к румынизации края[578].
В частности, архимандрит Варлаам (Кирица) так писал о деятельности епископа Ефрема: «Стяжавший себе недоверие и холодность духовенства, он сумел стяжать и насмешку масс, которые окрестили его “Ефрешкой” за непринятую у наших архиереев публичную вольность манер. Как румын, всецело опираясь на поддержку гражданских и военных властей румынских, он навел террор на мирных и благодушных жителей Бессарабии. В монастырях протежировал и выдвигал отъявленных негодяев, попирая честных тружеников, потому что не находил у них поддержки»[579].
В конце 1930-х гг. румынские власти попытались с помощью новой волны репрессий окончательно покончить с церковной оппозицией в Бессарабии. До этого времени в Кишиневе еще сохранялась домовая русская Свято-Серафимовская церковь, настоятелем которой по-прежнему служил возглавлявший с 1935 г. Объединение русского меньшинства в Румынии протоиерей Владимир Поляков. После очередного закрытия храм возрождался на новом месте. Наконец в сентябре 1937 г. румынские власти решили окончательно ликвидировать перевозившуюся с места на место церковь, которая тогда действовала на Стибиковской ул., д. 1. С этой целью вооруженные полицейские взломали замки на дверях храма и вывезли все церковное имущество, оставив часовых у дверей оскверненной церкви[580].