Н.Н. Глубоковский активно интересовался вопросами, касающимися церковной истории Болгарии. В частности, по этой тематике им была написана целая серия статей в Богословской энциклопедии: «Йоан, экзарх Болгарский», «Йоан Рыльский», «Йосиф Первый, экзарх Болгарский», «Кириллица и глаголица. О древнеболгарской письменности», «Св. Кирилл Философ», «Климент Словенский», «Климент, митрополит Тырновский» и другие.
14 июня 1925 г. в Софии состоялось публичное заседание Русской академической группы в Болгарии, посвященное 35-летию научной деятельности Н.Н. Глубоковского. Почетным председателем собрания был ректор Софийского университета профессор В.Н. Златарски. В своем обращении, посвященном научной деятельности юбиляра, протопресвитер Георгий Шавельский отметил, что все экзегетические труды Николая Никаноровича имеют историко-генетический и филологически-истолковательный характер, они основаны на познания подлинного текста тех или иных священных писаний, в результате чего выясняется их место в историческом процессе и их идейная ценность. Отец Георгий также подчеркнул, что все труды ученого по Новому Завету отличаются огромной широтой исследования и детальности проработки, точностью и проверенностью выводов, новизной мысли и охватом всей литературы, делающим каждый его труд своего рода энциклопедией по трактуемому вопросу; и в России, и в Болгарии в области новозаветной экзегетики труды Н.Н. Глубоковского создали целую эпоху, а в мировом богословии они дали автору почетнейшее место[1028].
К своему юбилею ученый получил более 200 приветствий от различных организаций, священнослужителей, ученых и общественных деятелей. Официальный печатный орган Архиерейского Синода Зарубежной Русской Церкви журнал «Церковные ведомости» отмечал, что празднование 35-летия научной деятельности юбиляра «превратилось во всеславянское торжество, нашедшее отзвук во всех концах мира»[1029]. 40-летию научной и церковно-общественной деятельности Н.Н. Глубоковского был посвящен специальный юбилейный номер журнала «Православная мысль» (1930. Вып. 2)[1030].
В 1929 г. ученый был избран дописным членом (членом-корреспондентом) Болгарской академии наук. Николай Никанорович пользовался исключительным авторитетом в церковных, научных и общественных кругах, поражая современников широтой научных интересов, всесторонним образованием, блестящим владением языков – как классических (иврит, греческий, латинский и церковнославянский), так и новых (немецкий, французский, английский и болгарский), поразительной эрудицией и огромной работоспособностью. Многие известные иерархи Болгарской, Сербской и некоторых других Православных Церквей были его учениками.
Он в значительной степени влиял на церковную политику Болгарии – как внутреннюю, так и международную, выступая официальным представителем непризнанной автокефальной Болгарской Церкви и ходатаем за Болгарское государство перед знакомыми ему зарубежными политическими деятелями и организациями. Во многом благодаря усилиям Н.Н. Глубоковского удалось спасти от закрытия богословский факультет Софийского университета при сокращении государственных ассигнований на образование в первой половине 1930-х гг.
В эмиграции Н.Н. Глубоковский сотрудничал как с Русской Православной Церковью за границей (РПЦЗ), так и с отделившимся от нее Западно-Европейским экзархатом митрополита Евлогия (Георгиевского), но с середины 1920-х гг. относил себя к юрисдикции Болгарской Православной Церкви. При этом он проявлял интерес ко всем событиям в жизни русского церковного зарубежья. Так, например, в 1929 г. Николай Никанорович опубликовал в Софии брошюру «“Война и мир” в Финляндской Православной Церкви». Работа представляет собой своеобразную рецензию на книгу будущего настоятеля Валаамского монастыря иеромонаха Харитона (Дунаева) «Введение нового стиля в Финляндской Православной Церкви и причины нестроений в монастырях. Аренсбург, 1927.». Это была первая попытка дать каноническую и богословскую оценку церковно-исторической ситуации в Финляндии, причастным к которой оказался и сам профессор. В своей брошюре 1929 г. Н.Н. Глубоковский, не оправдывая обособленческих тенденций финляндского клира, тем не менее считал, что руководители «молодой Финляндской Церкви», перейдя на григорианский календарь, действовали в рамках канонической законности, и советовал валамскому монашеству в вопросе о календаре держаться разумного подчинения местному церковноначалию и признавать его законность[1031].
Большое внимание Н.Н. Глубоковский уделял подготовке нового поколения русских священнослужителей. В сентябре 1925 г. он участвовал в III Съезде Русского христианского студенческого движения (РСХД) в Хоповском монастыре (Королевство сербов, хорватов и словенцев), состоял куратором этого студенческого движения в Болгарии, а в дальнейшем сотрудничал как со Свято-Сергиевским богословским институтом в Париже, так и с Ученым комитетом, учрежденным в Сремских Карловцах при Архиерейском Синоде Русской Православной Церкви Заграницей (в 1934 г. он стал его членом). В основанном митрополитом Евлогием Свято-Сергиевском институте ученый неоднократно читал лекции (летом 1925, осенью – зимой 1928–1929 гг.), а в 1935 г. был избран его почетным членом. Н.Н. Глубоковский поддерживал личную переписку с Первоиерархом РПЦЗ митрополитом Антонием (Храповицким), по приглашению Сербского Патриарха Варнавы (Росича), его бывшего ученика, в первой половине 1930-х гг. регулярно посещал Сремски Карловцы[1032]. Ученый комитет при Архиерейском Синоде РПЦЗ возглавлял председатель – митрополит Антоний (Храповицкий), а в его состав помимо Н.Н. Глубоковского входили архиепископ Берлинский и Германский Тихон (Лященко), профессора М.В. Зызыкин, А.П. Доброклонский, С.В. Троицкий и Н.С. Арсеньев, большинство из которых некоторое время проживали и работали в Болгарии.
В число первых четырех избранных профессоров богословского факультета Софийского университета, кроме Николая Никаноровича Глубоковского, входил также бывший профессор Петроградской духовной академии и законоучитель дочерей императора Николая II протопресвитер Александр Петрович Рождественский (1864–1930), возглавлявший кафедру Священного Писания Ветхого Завета. С 5 сентября 1924 г. до своей кончины профессорскую кафедру истории Древней Церкви богословского факультета занимал бывший профессор Киевской духовной академии Михаил Эммануилович Поснов (1873–1931). С 1924 г. доцентом кафедры Священного Писания и Ветхого Завета (позднее профессором) являлся бывший протопресвитер российского военного и морского духовенства (в 1911–1917 гг.), член Святейшего Синода (в 1915–1917 гг.), товарищ председателя Всероссийского Поместного Собора 1917–1918 гг. и член Высшего Церковного Совета при Патриархе (в 1917–1918 гг.) Георгий Иванович Шавельский (1871–1951). Преподавали на богословском факультете Софийского университета также архимандрит Тихон из Киевской духовной академии, профессор М.В. Зызыкин, профессор А.П. Доброклонский и доцент С.В. Троицкий из Новороссийского университета. Последним русским профессором Софийского университета (до 1971 г.) был Н. Дилевский. Один из современных болгарских историков отмечал, что «среди богословской профессорской коллегии в первые годы преобладали белоэмигранты»[1033].
При Софийском университете была создана Русская академическая группа, объединившая русских профессоров и предоставившая, кроме организационно-материальной поддержки, возможность обсуждений научных проблем и вопросов современной церковной жизни в России и в диаспоре. Через эту группу возникли активные связи русских профессоров, в частности богословов, с представителями других христианских конфессий. Эти связи, выражавшиеся и в личной переписке ученых, и в чтении лекций, и в конференциях, были характерной чертой русской богословской науки в диаспоре. Возобновилось существовавщее до революции 1917 г. обсуждение проблем воссоединения Русской и Англиканской Церквей. Одним из участников переговоров был Н.Н. Глубоковский. В 1925 г. он присутствовал в Англии на торжестве, посвященном 1600-летию Первого Вселенского Собора, затем издал ряд статей по вопросу желательности и условий христианского единения[1034].
С англиканской стороны энтузиастом переговоров о воссоединении выступал епископ Чарльз Гор, в частности, была переведена на русский язык и издана брошюра о предварительных условиях воссоединения с его предисловием[1035]. В августе 1927 г. русские богословы, в том числе Н.Н. Глубоковский, участвовали в экуменической Лозаннской конференции «Вера и церковное устройство», хотя Русская Православная Церковь официально не была на ней представлена[1036]. В 1929 г. они приняли участие в первой конференции восточных и западных богословов в городе Нови Сад (Югославия), а в 1930 г. – во второй подобной конференции, проходившей в Берне[1037].
Приветствуя межцерковные конференции, Н.Н. Глубоковский утверждал, что подозрения против них «совершенно ошибочны или злонамеренны», ибо конференции не скрывают и не затушевывают конфессиональных разногласий, открыто исповедуя, что «без единства веры не может быть междуцерковного единения», их задача – «взаимное непосредственное ознакомление и свойственное ему сближение», в результате которого устраняются существующие взаимные недоразумения и соблазны[1038].
В Пловдивской духовной семинарии преподавали шесть русских эмигрантов: Н. Никитюков, профессор М. Поснов, священник Михаил Шишкин (возведенный 10 мая 1936 г. в сан протоиерея), М. Калнев, И. Чаусов и В. Иваницкий, причем два первых из них преподавали также в Софийской семинарии (вместе с филологом Ф.Г. Александровым), а два последних – в Бачковском священническом училище и т. д.[1039]
С помощью Болгарского государства уже в 1921–1923 гг. были открыты семь русских гимназий: две в Софии и по одной в Шумене (действовала до 1934 г.), Варне, Пештере (она, по имени школьной иконы, носила название «Крестовоздвиженской»), Пловдиве (позднее в г. Тырново-Сеймене) и Петропавловском монастыре (вблизи г. Горна Ореховица), в общей сложности с 1000 учащихся (при этом три гимназии перевели из Константинополя). Во всех гимназиях в обязательном порядке священники преподавали Закон Божий, при некоторых из них существовали детские сады[1040].
Кроме того, действовали: сельскохозяйственная школа-колония вблизи Велико-Тырново (для которой власти отвели соседние заброшенные здания Капиновского и Плаковского монастырей) и семь военных училищ: Константиновское в г. Горня Джумая, Александровское, Корниловское и Донское атаманское в Ямболе, Сергеевское артиллерийское в Ново-Загоре, Николаевское инженерное в с. Княжево и Кубанское Алексеевское в г. Тырново-Сейме-не, в которых обучалось около 2500 человек. Также в 1920-е гг. были созданы 14 русских начальных и подготовительных школ, 6 детских домов и интернатов – в Софии (два), Варне, Бургасе, Пернике, Велико-Тырново, инвалидные дома в Шумене, Казанлыке, Цареброде, с. Шипка, с. Княжево под Софией и в других местах[1041].
Эти учебные заведения до установления в мае 1934 г. советско-богарских отношений пользовались материальной и моральной поддержкой правительства Болгарии. В частности, премьер-министр профессор Александр Цанков во время разговора с протопресвитером Георгием Шавельским летом 1923 г. заявил: «Наша задача не денационализировать русскую школу, а, напротив, всеми силами помочь ей сохранить национальную особенность, чтобы она могла воспитать настоящих русских людей»[1042].
Огромное значение в русских учебных заведениях придавалось преподаванию Закона Божьего. По этому предмету, который в русской Софийской гимназии свт. Николая Мирликийского изучали во всех восьми классах, «нельзя было получить отметку ниже “пятерки”. При “четверке” шла проработка в присутствии классного наставника. При “тройке” вызывались родители, и разговор уже шел с намеком: а не вероотступники ли сами родители. При “двойке” разговоров не было: ставили вопрос о твоем исключении из гимназии, и долго потом приходилось упрашивать педсовет, чтобы тебя оставили хотя бы на второй год»[1043]. До своей кончины в 1928 г., Закон Божий в первом – третьем классах и подготовительных группах этой гимназии преподавал протоиерей Василий Флоровский, а затем во всех классах вел протопресвитер Георгий Шавельский. 19 декабря гимназия ежегодно праздновала день своего покровителя святителя Николая Мирликийского.
Сохранились воспоминания некоторых выпускников русских гимназий Болгарии об их церковной жизни. Так, например, учившейся в Галлиполийской гимназии имени генерала П.Н. Врангеля, до середины 1926 г. существовавшей в г. Тырново-Сеймене, С.Р. Жуков позднее вспоминал: «.самым радостным праздником были дни Светлого Христова Воскресения. Посещение великопостных служб, общее говение по классам, потом пасхальная заутреня, литургия, общие розговены. В храм шли строем. Стояли все время в положении “смирно”, подражая нашим кумирам-офицерам. Настоятелем храма и преподавателем Закона Божия был протоиерей Димитрий Трухманов. Был он человеком совершенно особенным!.. Проповеди его были полны пламенных слов, которые прямо зажигали нас верою в Бога, верою в светлое будущее России»[1044].
Не только гимназия имени П.Н. Врангеля, но и некоторые другие русские учебные и благотворительные учреждения имели домовые церкви или часовни, например, созданное в г. Ямболе военное училище Войска Донского, русский инвалидный дом в Шумене, русская смешанная гимназия новых языков В.П. Кузминой в Софии (законоучителем гимназии и настоятелем ее домового храма служил протоиерей Георгий Голубцов), русская гимназия в Шумене (законоучителем гимназии и настоятелем ее домового храма в 1926–1934 гг. служил протоиерей Димитрий Трухманов). В Ямболе появились и два русских воинских кладбища, на одном из которых в 1921 г. воздвигли памятник погибшим воинам. В 1929 г. была устроена часовня-памятник на русских могилах Велико-Тырновского кладбища. Русские домовые храмы возникли также в Руссе, Пловдиве, Варне, Княжево, Пернике и некоторых других местах.
5 марта 1920 г. Славянское общество Болгарии провело первую Славянскую культурную встречу, на которой выступили русские профессора Софийского университета: Н.П. Кондаков, М.Г. Попруженко, В.В. Завьялов и А.Д. Агура. С начала 1924 г. такие встречи стали регулярными. На многих из них выступали церковные деятели. Так, например, в 1924 г. в обсуждении доклада болгарина П. Ценова о русском крестьянстве активно участвовал протопресвитер Георгий Шавельский, в 1925 г. на двух встречах профессор богословия М.Э. Поснов говорил о деятельности Петра I в связи с 200-летием его кончины, в том же году режиссер П.М. Ярцев поделился воспоминаниями о монастыре Оптина пустынь и т. д. Всего, до февраля 1933 г., было проведено 97 Славянских встреч[1045].
Духовным центром русской эмиграции в Болгарии была Церковь, при храмах возникали братства, сестричества, молодежные и детские группы, которые активно занимались просветительской, культурной и благотворительной деятельностью. Болгарская Православная Церковь сильно страдала от нехватки священников, особенно образованных, и ее Священный Синод охотно назначал русских священнослужителей настоятелями болгарских приходов или преподавателями духовных учебных заведений. Согласно православным канонам, все русское духовенство в Болгарии требовалось зачислить в ведомство Болгарского экзархата, однако по «братской церковной благосклонности» (как выразился протопресвитер Стефан Цанков), правда, без принятия специального письменного решения, Священный Синод позволил создание и самостоятельных в юрисдикционном отношении общин и монастырей, вошедших позднее в состав Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ)[1046]. А 30 декабря 1921 г. были даже признаны права Зарубежной Русской Церкви на существование самостоятельной епископии в Болгарии[1047].