В ноябре 1925 г. игумен Мисаил написал в Министерство земледелия о более тяжелом положении Свято-Пантелеимоновского монастыря, по сравнению с греческими монастырями Святой Горы, имеющими леса и масличники, которые согласно правительственному распоряжению не были реквизированы, кроме того, на основании распоряжения министерства от 12 октября 1925 г. этим монастырям была уступлена арендная плата с пастбищ отчужденных метохов. Игумен также сообщал, что небольшие ливады Руссика на полуострове Сики (Ситонии), площадью 150 стрем еще никем не заняты, так как из-за частой затопляемости не могут использоваться для проживания, и просил оставить их монастырю, а также позволить брать арендную плату с пастухов на бывшем метохе Кассандра[1381].
Эту просьбу удовлетворили лишь частично. Земледельческое бюро Халкидик 29 июля 1926 г. известило Руссик, что Главное переселенческое правление Македонии постановило временно возвратить монастырю пастбище отчужденного метоха на полуострове Сики. В ноябре 1927 г. игумен Мисаил отправил письмо генеральному секретарю Лиги Наций Э. Дрюммону, в котором сообщал о тяжелом материальном положении братии монастыря в связи с реквизицией его метохов, проведенной вопреки подписанным Грецией международным договорам. Общая стоимость утраченного в этой связи обителью имущества тогда оценивалась в 285,6 тысяч фунтов стерлингов[1382].
В том же году греческое правительство решило компенсировать потери афонских монастырей от реквизиции метохов и разместить соответствующие суммы на специальных счетах в Национальном банке, причем обители могли тратить на свои нужды только проценты с этих сумм, сами же внесенные деньги снимать было нельзя. В 1928–1929 гг. топографическая команда обмерила территорию реквизированных метохов Руссика, и они были оценены: Каламария – в 1 107 552 драхмы, Кассандра – в 582 950 драхм и Сики – в 63 тысяч драхм[1383]. В последующие годы греческое правительство почти регулярно (кроме военных периодов) выплачивало Свято-Пантелеимоновскому монастырю и Свято-Андреевскому скиту определенные денежные компенсации за метохи.
На северной окраине Салоник – в квартале Харилау, со времени Первой мировой войны находился бывший военный госпитальный городок войск Антанты, где в 1920-1960-х гг. проживали российские беженцы. После окончания Первой мировой войны строения городка были приобретены греческой Первой строительной компанией Харилау, которая по договоренности с французским командованием (к которому обратилась с просьбой о помощи королева Ольга Константиновна) обязалась сдавать часть бараков русским беженцам в аренду на льготных условиях – 4 тысячи драхм за барак. Эмигранты из России начали пребывать в Салоники в 1920 г. (первая партия составила полторы тысячи человек) и были размещены в уже пустовавшем лагере, который с тех пор стали называть русским. Официально лагерь русских беженцев в Харилау был организован в конце 1920 г. по инициативе российского военного агента и уполномоченного Российского общества Красного Креста; ранее, еще до начала массовой эвакуации, в некоторых бараках проживали привезенные весной 1920 г. больные из частей армии А.И. Деникина[1384].
Прибывшие в Салоники русские эмигранты создали многочисленные общества и союзы: Общество единения русских эмигрантов в Салониках, Донская казачья станица, Кубанская казачья станица, Союз русских офицеров в Салониках, Союз георгиевских кавалеров и участников первого Кубанского похода, Союз увечных воинов в Салониках, Союз эллинов-офицеров бывшей армии в Греции, Союз стариков салоникского лагеря, Общество офицеров Генерального штаба, Монархическое общество, Студенческий союз, Клуб христианской молодежи, Союз русских студентов, Союз лиц с высшим образованием и т. д. В марте 1921 г. в Харилау числилось полторы тысячи беженцев, из них – 944 эвакуированных военнослужащих, разместившихся в 49 бараках. К концу 1921 г. в лагере находились 1149 человек. Нездоровый малярийный климат Салоник, а также отсутствие работы вынуждали многих эмигрантов уехать как в другие страны, так и в различные регионы Греции. В лагере остались в основном пожилые, инвалиды, женщины и те, кто мог работать в Салониках. Руководство лагерной жизнью первоначально осуществляла русская администрация: комендант лагеря, его заместитель, начальник канцелярии и др., но в 1925 г. согласно приказу генерал-губернатора Македонии русские беженцы должны были подчиняться только греческим законам и властям[1385].
В конце 1920 г. на территории русского лагеря беженцев также была устроена маленькая «походная церковь», утварь которой передали из упраздненных военных храмов распущенного Русского экспедиционного корпуса на Балканах. Первый иконостас был расписан учившимся в Санкт-Петербургской академии художеств подпоручиком Николаем Николаевичем Орловым. Настоятелем церкви с 6 декабря 1920 г. служил поселившийся в этом году в Салониках уроженец Полтавской губернии протоиерей Иоанн Николаевич Турский, а регентом церковного хора был Александр Белонин. К 1921 г. относятся первые записи в метрической книге церкви[1386].
Однако эмигранты мечтали о своем вместительном приходском храме и в конце 1920-х гг. образовали организационный комитет по его созданию, получивший благословение Салоникского митрополита и помощь русских свято горцев. В 1929 г. возглавляемый генералом Виктором Дмитриевичем Путинцевым комитет приобрел у Первого строительного общества один из бараков лагеря Харилау и перестроил его под церковь простой прямоугольной формы. В 1930 г. храм был освящен греческим Салоникским митрополитом во имя свт. Николая Чудотворца. Иконы для храма в основном подарили эмигранты, утварь и иконостас взяли из походной церкви Русского экспедиционного корпуса на Балканах, много образов, а также часть утвари и облачения пожертвовали русские афонские обители. С их помощью была собрана и приходская библиотека (позднее ее передали в Русскую богадельню в Афинах).
Помимо церкви в Харилау, эмигранты первоначально посещали небольшую каменную церковь св. вмч. Димитрия Солунского при русской больнице в Салониках, которая была построена вместо прежней домовой силами Русского экспедиционного корпуса в 1917 г. в больничном дворе под руководством протоиерея Павла Крахмалева. Отец Павел также на свои личные средства закупил в Москве для этого храма часть церковной утвари[1387].
После окончания Первой мировой войны больница имени св. вмч. Димитрия Солунского перешла в ведение Российского общества Красного Креста и содержалась им до августа 1923 г. В 1918 г. благочинный 2-й Особой пехотной дивизии протоиерей Павел Крахмалев был «командирован в русский госпиталь Димитрия Солунского для исполнения почетной обязанности госпитального священника и для приема там походных церквей, святынь, антиминсов и разной церковной утвари, присылаемой после расформирования полков и 10 маршевых батальонов»[1388].
До 1921 г. старшей сестрой в этой лечебнице работала княгиня Мария Александровна Святополк-Мирская (1878–1959), которая после того, как в 1906 г. овдовела, целиком посвятила себя служению Церкви. Затем княгиня переехала в Белград, где 30 декабря 1921 г. по ее инициативе было основано первое русское церковное сестричество в эмиграции – Мариинское Покровское, в котором М.А. Святополк-Мирская стала старшей сестрой[1389].
В первые послереволюционные годы в церкви св. вмч. Димитрия Солунского при русской больнице, помимо о. Павла Крахмалева, служили иеромонахи афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря. В 1923 г. после принятия священного сана настоятелем Димитровской церкви был назначен выпускник Казанского университета священник Илия Голоколосов, служивший в ней до 1926 г.[1390], а в 1926–1929 гг. настоятелем храма являлся протоиерей Иоанн Турский. 27 февраля 1921 г. в русской лечебнице после продолжительной болезни от туберкулеза скончался известный насельник Свято-Пантелеимоновского монастыря иеросхимонах Андрей (в миру Андрей Степанович Жеков)[1391].
До 1921 г. старшим врачом (директором) больницы был приват-доцент К.С. Софотеров, с 1921 г. по 1923 г. – П.М. Ластовцев, а затем, с октября 1923 г. – доктор медицинских наук Н.Ф. Петров. В это время больница имела две палаты для бедных русских на 17 кроватей и 8 палат платных на 15 кроватей. Персонал лечебницы состоял из директора, восьми врачей, завхоза, трех сестер милосердия, пяти санитаров, повара с помощником, прачки, рассыльного и дворника. Только в 1923 г. в больнице обслужили 1973 амбулаторных больных, сделали 79 операций, 1336 перевязок и т. д. Братство русских обителей (келлий) во имя Царицы небесной Святой Горы Афон в феврале 1924 г. собрало на нужды больницы в Салониках 435 серебряных драхм[1392].
Узнав о предстоящем признании Грецией советской России и возможной национализации больницы св. вмч. Димитрия Солунского, бывший российский посланник Е.П. Демидов и его супруга С.И. Демидова пытались спасти русскую собственность. В результате их переговоров с Королевством сербов, хорватов и словенцев был предложен вариант существования больницы на условиях аренды на 8-10 лет сербской стороной при условии сохранения русского персонала при старшем враче-сербе и 15 бесплатных коек для российских эмигрантов. Но спасти русскую лечебницу от реквизиции не удалось. 15 ноября 1924 г., несмотря на наличие большого количества больных, она была закрыта и опечатана. После национализации больницы св. вмч. Димитрия Солунского все нуждавшиеся в медицинской помощи русские эмигранты отправлялись в английский госпиталь в районе Каламарья[1393].
Неудачей закончилась и попытка сохранить за русским приходом храм при больнице. В конце 1929 г. администрация больницы передала Димитровскую церковь под помещение для рожениц, а иконостас, иконы, антиминс, священные сосуды, напрестольный крест, Евангелие, колокол и всю церковную утварь (всего свыше 100 предметов) поместила в больничный сарай. Прихожане обратились за помощью к протоиерею Павлу Крахмалеву, и тот 31 декабря 1929 г. написал митрополиту Афинскому Хризостому заявление, в котором просил владыку ходатайствовать перед правительством о возвращении ему всех этих предметов, так как они были куплены на его личные средства. Отец Павел также отмечал, что проживающие в Салониках русские «крайне нуждаются» в этих вещах[1394].
Эта просьба была удовлетворена, и большую часть убранства закрытой церкви удалось передать в храм свт. Николая Чудотворца в Харилау. В связи с этим он стал носить двойное посвящение – свт. Николая и св. вмч. Димитрия Солунского. Одной из основных особенностей прихода была тесная связь с русским монашеством на Афоне, по мере сил заботившимся о своих соотечественниках на чужбине. В церкви часто служили русские святогорцы[1395].
Еще 14 января 1930 г. председатель «Комитета по покупке барака для русской церкви в городе Салониках» протоиерей Иоанн Турский переслал настоятелю Свято-Пантелеимоновского монастыря игумену Мисаилу воззвание комитета с подписным листом и просьбой дать пастырское благословение на сбор пожертвований среди братии обители. Отец Иоанн отметил, что на сбор пожертвований дал свое благословение Архиерейский Синод Русской Православной Церкви Заграницей. Через пару месяцев братия передала через представителя монастыря в Салониках иеродиакона Андрея одну тысячу драхм, о чем комитет 28 апреля известил игумена Мисаила[1396].
В письме от 10 апреля 1935 г. церковно-приходской совет русского храма в Салониках выразил игумену Мисаилу благодарность за пожертвования священных облачений и церковных предметов. Так, в 1934–1935 гг. братия монастыря через своего представителя в Салониках иеросхидиакона Андрея передала общине две фелони, две епитрахили, два стихаря, два ораря, четыре пары поручей, два напрестольных покрывала, три покрывала для жертвенника, два илитона, четыре плата для аналоя и кадильный ящик для угля[1397]. Подобная помощь продолжалась и в дальнейшем. Так, 21 декабря 1938 г. и 6 апреля 1939 гг. церковно-приходской совет выражал игумену Мисаилу благодарность за пожертвования одежд для святого престола и плата для жертвенника, переданных через эконома обители иеромонаха Протогена[1398].
До 1944 г. настоятелем храма свт. Николая Чудотворца и св. вмч. Димитрия Солунского служил протоиерей Иоанн Николаевич Турский, как уже говорилось, живший в Салониках с 1920 г. (он скончался в начале 1956 г. и 26 февраля был похоронен на Русском кладбище Пирея). Отец Иоанн считал себя клириком Русской Православной Церкви Заграницей, хотя официально приход числился в составе местной епархии Элладской Церкви, и эта юдисдикционная двойственность сохранялась до 1960-х гг.[1399]
8/21 марта 1921 г. в лагере Харилау состоялось открытие первого, второго и четвертого классов русской гимназии, а также детского сада. С 1921 г. по 15 ноября 1924 г. директором гимназии являлся С. Зубарев, а затем – священник И.И. Голоколосов, одновременно бывший председателем Союза русских педагогов в Греции. Были также открыты самостоятельные вечерние курсы для взрослых. В первый год существования гимназии в ней состояло 78 учеников и 11 педагогов. Почетным попечителем гимназии была С.И. Демидова, законоучителем – протоиерей Иоанн Турский[1400]. В середине 1930-х гг. гимназия из-за невозможности ее легализации по греческим законам прекратила свое существование.
Российская эмигрантка Светлана Васильевна Бераха позднее так вспоминала о лагере и его церковной жизни: «Было очень много бараков, и во всех бараках жили русские. Целый поселок. Была церковь. Греки любили приезжать на праздники в Харилау. Это было большим шиком – праздники и крестные ходы в русской Свято-Никольско-Димитриевской церкви. Церковь была ближе к парку и гораздо меньше, чем нынешняя греческая. Греческая церковь сейчас расположена в бараке, где был наш театр в Харилау. Хоронили русских в разных местах. Сначала, еще в 1920-х годах, хоронили на союзническом кладбище в Зейтенлик, потом на городском греческом, затем в Каламарье»[1401]. К 1940-м гг., по воспоминаниям потомков эмигрантов, в Харилау оставалось не более 20 русских бараков.