29 января 1929 г., после смены государственной власти в стране, протоиерей Павел Крахмалев и церковный староста Г. Экономос написали новое обращение к архиепископу Хризостому о необходимости возврата клиру русского храма в Пирее реквизированных Морским министерством при диктатуре Пангалоса нижнего этажа под храмом (крипты), ранее занятого ризницей, церковного дома для поселения причта и некоторого церковного имущества. Отец Павел на основе документов доказывал, что реквизированные помещения являлись собственностью Российской Православной Церкви, построенной на частные пожертвования русских, но были отобраны греческими властями без всякой компенсации. При этом священно– и церковнослужители оказались изгнаны «на улицу», и убытки им не возместили, вопреки греческой Конституции: «В храме трудящиеся русские люди принуждены теперь скитаться в частных помещениях, в большинстве случаев в сырых подвалах и чердаках, отчасти вследствие дороговизны жизни, отчасти вследствие своего критического материального положения, вызванного вышеозначенным принудительным отчуждением». Протоиерей также просил владыку «доложить дело» новому греческому правительству, чтобы вернуть храму находившиеся в здании госпиталя иконы, ранее временно взятые русскими служащими, возместить убытки причту, закрыть мешавший проведению богослужений канализационный люк, вернуть срезанные электрические провода и т. д.[1357].
Только в 1930 г., после долгой и упорной борьбы, причту и прихожанам удалось добиться частичного удовлетворения своих требований. Несколько лет церковь и кладбище оставались без должного внимания, так как протоиерей Павел Крахмалев, вынужденный временно покинуть приход, проживал в Югославии и Австрии. В дальнейшем церковь была отгорожена стеной от госпиталя и окормляла русских, проживавших в Пирее[1358].
Вернувшись в Афины, о. Павел приложил значительные усилия, чтобы привести в порядок Свято-Ольгинскую церковь и кладбище. В 1930 г. он обратился к русской колонии с посланием, в котором писал: «В 1904 г. в Пирее был открыт русский храм, обслуживающий русскую больницу и команды русских судов. Ныне храм обслуживает немногочисленных оставшихся в Пирее русских, большей частью нуждающихся инвалидов последней войны. В общем, храм в настоящее время имеет 17 человек прихожан и находится в весьма тяжелом материальном положении. Притч бедствует, храм требует ремонта, не производившегося с момента его освящения, т. е. с 1904 г. В таком же тяжелом положении находится и русское кладбище, где уже погребено свыше 700 человек»[1359]. Обращение получило отклик, и деньги на ремонт были собраны.
1 ноября 1930 г. протоиерей Павел Крахмалев обратился к настоятелю Свято-Пантелеимоновского монастыря игумену Мисаилу с просьбой выслать несколько десятков бумажных иконок для прибывших недавно с Кавказа на греческом пароходе русских эмигрантов и членов Русского национального кружка молодежи в Афинах, что было сделано[1360]. Отец Павел и в дальнейшем поддерживал связь с русскими святогорцами. Так, 19 октября 1935 г. он отправил игумену Мисаилу телеграмму, в которой поздравил его с 50-летним юбилеем служения в священном сане от себя лично и от «рассеянной повсюду военно-морской моей паствы»[1361]. Вероятно, возведенный к 1935 г. в сан протопресвитера, так как он подписал упомянутую телеграмму в этом сане, о. Павел Крахмалев служил настоятелем Свято-Ольгинской церкви вплоть до своей кончины в 1949 г. По воспоминаниям российских эмигрантов, он был очень хорошим священником – нередко сам нуждался и голодал, но деньги с беженцев за требы не брал[1362].
В 1920-1940-х гг. Свято-Троицкой афинской общине значительную помощь оказывали последний императорский посланник в Греции Е.П. Демидов, князь Сан-Донато и его жена – уполномоченная Российского общества Красного Креста С.И. Демидова. Со Свято-Троицким храмом был тесно связан и созданный в 1927 г. «Союз русских эмигрантов в Греции», призванный упорядочить и облегчить жизнь выходцев из России, и в том же году официально признанный Афинской архиепископией. Этот союз возглавляла сначала княгиня С.И. Демидова, а затем – графиня И.П. Шереметьева, также руководившая в 1940-1950-е гг. церковным сестричеством.
С образованием в 1924 г. СССР и его официального признания 1 июня того же года Грецией в Афинах была закрыта прежняя Российская миссия и открыто дипломатическое представительство СССР. Являясь дядей принца Королевства сербов, хорватов и словенцев Павла Карагеоргиевича, Е.П. Демидов был назначен почетным консулом Югославии в Афинах и продолжил помогать местной русской колонии. По соглашению Е.П. Демидова и правления «Союза русских православных христиан в Греции», было решено обратиться к сербскому посланнику с просьбой принять российскую посольскую церковь под покровительство королевства. Эта просьба была поддержана, и правительство Королевства сербов, хорватов и словенцев выделило на нужды храма 1200 французских франков в месяц. В дальнейшем, однако, выяснилось, что греческие власти признали храм собственностью советского правительства, подлежащей возвращению ему по первому требованию. До наступления этого момента греческое правительство считало себя хранителем этой церкви, как имущества иностранного государства. Таким образом, русская община в Афинах была официально отделена от посольства и вошла в состав Афинской архиепископии со статусом парекклисиона (прихода без полных юридических прав); вместо «Союза русских православных христиан в Греции» был образован приходской совет (в ведение которого перешел СвятоТроицкий храм), немедленно признанный Элладской Церковью[1363].
В ноябре 1924 г. архиепископ Афинский Хризостом формально согласовал с правлением «Союза русских православных христиан в Греции» временное назначение настоятелем храма о. Георгия Карибова (Карипидиса), приехавшего с Кавказа и служившего в этой церкви протоиерея греческого происхождения (+ 1939; погребен на Русском кладбище в Пирее). Однако в дальнейшем данный священнослужитель был утвержден настоятелем Свято-Троицкой церкви без всякого согласования с представителями русской общины. Ожидавший этого назначения российский протоиерей М. Шаравский, отец Георгиевского кавалера военного летчика С.М. Шаравского, остался без места[1364].
Подобным действиям пыталась воспрепятствовать Русская Православная Церковь Заграницей, добивавшаяся включения Свято-Троицкой общины в свой состав. Еще в 1936 г. член Архиерейского Синода Русской Православной Церкви Заграницей епископ Хайларский Димитрий (Вознесенский) составил воззвание, призывавшее прихожан Свято-Троицкой церкви «вернуться на старый стиль» и «просить иерархическую власть, чтобы она отпустила» их. Однако эти попытки закончились неудачей[1365].
Протоиерей Георгий Карибов (Карипидис) служил настоятелем русской афинской церкви около 14 лет с конца 1925 г. до осени 1939 г., следующим ее настоятелем – с 12 октября 1939 по конец 1952 гг. был происходивший из российских (одесских) греков архимандрит Николай (в миру Николай Герасимович Пекаторос, 1899–1996). Он воспитывался под влиянием своего дяди, профессора Санкт-Петербургской духовной академии, был рукоположен во иерея в 1922 г., затем некотое время сослужил священномученику епископу Онуфрию (Гагалюку) в Херсонско-Одесской епархии. В 1929 г. о. Николай эмигрировал в Грецию, где вскоре принял монашеский постриг. В 1930-е гг. он служил в церкви Пресвятой Троицы в Афинах вторым священником, а в 1939 г. был принят в клир Русской Православной Церкви Заграницей[1366]. Некоторое время в Афинах также жил переехавший в 1939 г. в Грецию из Болгарии русский эмигрант протоиерей Пантелеимон Рыбальченко[1367].
Особенно значительный след в духовной жизни Афин оставил приехавший в 1927 г. из СССР в Грецию священник Илья Григорьевич Апостолов (по-гречески: Апостолиди, Апостолидис). Он родился 18 июля 1895 г. в Феодосии (Крым) в русско-греческой семье, окончил Таврическую духовную семинарию и Чугуевское военное училище, участвовал в Первой мировой и Гражданской (в рядах Добровольческой армии) войнах, был духовным сыном архимандрита Амвросия (Плиансидиса), ставшего впоследствии митрополитом Мосхонисионским и новомучеником (убитого турками в 1922 г.), по благословению которого в 1917 г. поступил в Московскую духовную академию, но не смог ее закончить из-за закрытия. Отец Илия был рукоположен во диакона и иерея (в 1922 г.) священномучеником архиепископом Никодимом (Кротовым), сам четыре раза подвергался арестам, затем на три года был отправлен в ссылку, где оказался приговорен к смертной казни. Его спас греческий посол в СССР Панурьяс, добившийся в 1927 г. освобождения о. Илии и репатриации в Грецию. Сначала его отправили служить на греческие приходы в Аркадию (Пелопоннес): в Кинурию и Леонидио, потом пастырь стал служить в туберкулезной больнице в Афинах «Сотирия». В начале 1930-х гг. стараниями о. Илии был возведен храм св. Фомы в афинском районе Гуди (Амбелокипо), где он служил настоятелем до 1952 г., окормляя не только греков, но и русских эмигрантов[1368].
Пастырь много лет являлся духовником великой княгини Елены Владимировны Романовой (внучки российского императора Александра II, 18821957), жены греческого принца Николая – сына короля Георга I и его супруги Ольги Константиновны. В годы Второй мировой и Гражданской войн на территории Греции о. Илия спас большое количество подростков, добившись их освобождения из тюрем[1369]. Позднее (с 1953 г.) о. Илия служил настоятелем русской Свято-Троицкой церкви в Афинах.
В 1928 г., после кончины генерал-лейтенанта П.Н. Врангеля, при СвятоТроицкой церкви был создан фонд его имени для помощи бедным русским детям. В том же году, после сметри императрицы Марии Федоровны, в память о ней был учрежден фонд ее имени для помощи беднейшим русским прихожанам. На земле, принадлежащей приходу, русская колония содержала бараки, где за небольшую плату сдавались в аренду помещения нуждающимся русским эмигрантам. В 1931 г. при Свято-Троицкой церкви было создано сестричество, почетной покровительницей которого была С.И. Демидова[1370]. Она скончалась в 1953 г. (как уже говорилось, в память об их заслугах Демидовых похоронили у стены Свято-Троицкой церкви, другой причиной такого захоронения была стремление общины сохранить церковный земельный участок от реквизиции).
Особую страницу составляет деятельность русской церковной эмиграции в Северной Греции (Македонии). В Салониках с конца XIX в. существовало подворье русского афонского Свято-Пантелеимоновского монастыря, игравшее важную роль в доставке паломников и различных грузов (прежде всего продовольственных) в обитель. С 1 марта 1917 г. по 1919 г. последним заведующим Салоникского подворья был иеромонах Феодор (в миру Федор Семенович Константинов; 1856–1933), в дальнейшем главный духовник и соборный старец Свято-Пантелеимоновского монастыря, 6 мая 1922 г. принявший постриг в схиму с именем Феодорит[1371].
Здание подворья сильно пострадало от охватившего значительную часть Салоник пожара 5 августа 1917 г., когда сгорели три тысячи домов и 70 тысяч людей остались без крова. В это время в городском порту оказалось судно Руссика под командованием о. Лазаря, на котором спаслась часть местных жителей с вещами. В здании подворья сгорел верхний этаж с церковью, но остальные два этажа удалось отстоять от огня, и братия смогла жить там. Насельники также спасли иконы, церковную утварь и кассу[1372].
Восстанавливать здание подворья из обители были посланы 14 мастеров-иноков под руководством монаха Феофила. Возглавлял восстановительные работы ранее около семи лет исполнявший послушание в Салониках иеросхимонах Андрей (Жеков), который быстро справился с этой задачей, за что был награжден золотым наперсным крестом. 9 января 1918 г. Салоникский митрополит Геннадий в ответ на письмо игумена Мисаила от 20 декабря 1917 г. разрешил совершать в подворской церкви богослужения, а 10 февраля 1918 г. лично освятил воссозданный на верхнем этаже домовый храм св. вмч. Пантелеимона Целителя, свт. Николая Чудотворца и св. вмч. Димитрия Солунского[1373].
Однако в 1919 г. Руссик лишился подворья. После пожара 1917 г. греческое правительство решило отстроить пострадавшую часть Салоник по европейскому плану и, в связи с этим, провести отчуждение некоторых частных владений. 18 июля 1919 г. доверенное лицо монастыря, иеромонах Феодор, сообщил игумену Мисаилу, что согласно новому плану города здание подворья подлежит сносу, и власти дали пятидневный срок на его очистку. Монастырь подал заявление российскому консулу об отсрочке исполнения этого указания на три месяца, но с помощью Салоникского митрополита срок выезда продлили лишь на несколько дней. За это время о. Феодор некоторые вещи отправил на метохи Каламария и Кассандра, а другие распродал, продал он за небольшую сумму (37 тысяч франков) на слом и само здание подворья. Фактически подворье перестало существовать 1 августа 1919 г.[1374] 16 апреля 1922 г. иеромонах Адриан (Сафонов) по поручению монастыря продал и участок земли, на котором находилось подворье.
После прекращения всех связей с Россией в результате революции 1917 г. расположенные на Халкидиках три метоха Свято-Пантелеимоновского монастыря – Кассандра, Каламария и Сики стали основным поставщиком продовольствия в обитель. На них постоянно трудилось значительное количество братии, в частности в начале 1918 г. на Кассандре – 9 человек и на Каламарии – 7 человек, а в конце 1922 г. на всех трех метохах пребыло 26 иноков. Экономом метоха Каламария до 12 февраля 1923 г. был монах Анания (Вахтин), которого сменил монах Артемий (Бражкин). В октябре 1923 г. по телеграфной просьбе насельников Каламарийского метоха, страдавших от отсутствия дождя, братия Руссика совершила молебен, чтобы Господь послал «дождь мирный». Несмотря на нехватку строительных материалов, проводилось восстановление обветшавших построек. Так, например, 21 ноября 1924 г. на Каламарии была покрыта черепицей старинная башня (пирг), восточная стена которой обрушилась на три этажа[1375].
Однако эта деятельность продолжалась недолго. Уже в 1923 г. у греческого правительства появились планы реквизировать метохи афонских монастырей в Халкидиках для размещения там беженцев-греков из Малой Азии. 8 октября 1923 г. уполномоченный Руссика иеродиакон Терентий написал премьер-министру Греции ходатайство об оставлении монастырю метоха Каламария, на котором предполагалось поселить 25 семей беженцев, так как он представляет собой «единственное средство содержания 500 братьев»[1376].
Афонский Кинот, в свою очередь, в 1923–1924 гг. несколько раз созывал чрезвычайные двойные собрания для обсуждения вопроса об угрозе метохам и подачи общих ходатайств в различные правительственные инстанции, но это не помогло. 2 сентября 1924 г. Кинот известил монастыри о том, что Министерство земледелия потребовало передачи метохов за плату или в аренду правительству[1377]. В этот день на Афон для переговоров с Протатом приехал сам министр земледелия А. Мелонас. Первоначально он заявил, что метохи славянских монастырей останутся неприкосновенными (согласно Севрскому и Лозаннскому договорам), однако антипросопы-греки высказали протест, ввиду такой «несправедливости», хотя их монастыри имели в несколько раз больше метохов и других земельных владений в различных частях Греции. После обсуждения ситуации братией все 20 афонских монастырей заявили, что не могут ни продать, ни сдать в аренду метохи, так как согласно канонам они не подлежат отчуждению. Однако правительство не восприняло эти доводы. В результате в последние месяцы 1924 г. были реквизированы 60 монастырских метохов и в следующем году еще 30[1378].
Реквизиция затронула и все три метоха Руссика. 12 сентября 1924 г. братия послала министру земледелия заявление о своем протесте против планируемого занятия Каламарии, 6 октября игумен Мисаил отправил письмо премьер-министру Греции с просьбой оставить монастырю его метохи[1379]. Однако все было напрасно. 2 ноября Кинотом была получена правительственная телеграмма – в 15-дневный срок очистить метохи для поселения беженцев, и уже 19 ноября на Каламарию была привезена их первая партия, занявшая почти все помещения. Первоначально оставили несколько келий для монахов, но позднее и их выселили. 26 ноября 1924 г. монастырское судно вывезло из Каламарии в обитель хозяйственные вещи, солому и небольшие остатки зерна. В конце 1924 – начале 1925 гг. также оказались реквизированы два других метоха Руссика и метох Свято-Андреевского скита Нузлы[1380].