После того как Константинопольская Патриархия опубликовала апрельское, 1922 г., решение Патриарха Московского и всея России Тихона о ликвидации Высшего Русского Церковного Управления за границей, а затем отказалась признать образованный вместо последнего Архиерейский Синод в Сремских Карловцах, Элладская Церковь заняла такую же позицию. Кроме того, в июле 1924 г. Афинский архиепископ потребовал от находившегося в Греции русского духовенства, чтобы оно признало обновленческий Священный Синод в СССР, угрожая в противном случае всех их запретить в священнослужении (это требование и угроза не были выполнены)[1336].
В своем письме митрополиту Западно-Европейскому Евлогию (Георгиевскому) от 22 марта 1927 г. архиепископ Хризостом уже заявил о самопровозглашенности Русского Архиерейского Синода в Сремских Карловцах и неканоничности его деятельности в принципе, подчеркнув: «В силу этого я не признаю присланного из Карловцев бывшим митрополитом Киевским и Галицким Антонием епископа Гермогена в качестве епископа для Греции»[1337].
Владыке Гермогену, который 2 сентября 1922 г. на Архиерейском Соборе в г. Сремские Карловцы был избран членом Архиерейского Синода, пришлось в 1923 г. уехать в Королевство сербов, хорватов и словенцев (с 1929 г. – Югославию), где, проживая в монастырях Раваница, Раковац и Гргетек, он все-таки до 1929 г., несмотря на противодействие, управлял Греческой епархией. При этом владыка Гермоген в мае 1926 г. в г. Цетинье (Черногория), совместно с епископом Самарским Михаилом (Богдановым), участвовал в хиротонии во епископа – албанского архимандрита Виссариона (Джувани). Позднее епископ Гермоген одно время рассматривался в качестве возможного главы автокефальной Албанской Православной Церкви.
11 февраля 1925 г. исполняющий обязанности председателя Епископского Совета при Управляющем русскими православными общинами в Греции протоиерей Павел Крахмалев отправил доклад Архиерейскому Синоду РПЦЗ о церковных делах в Греции и о поощрении бывших членов данного Совета. Решением Синода от 12 марта доклад был передан на отзыв и усмотрение епископу Гермогену (Максимову)[1338]. На следующем заседании – 9 апреля рассмотрение доклада о. Павла было продолжено. В этот день Архиерейский Синод постановил: «1. Предложить протоиерею П. Крахмалеву представить членов бывшего Епископского Совета к наградам, направив представление епископу Гермогену, Управляющему русскими православными церквами в Греции, с приложением сведений из послужных списков удостаиваемых и описаний их заслуг. 2. Снестись от имени Председателя Архиерейского Синода с Блаженнейшим Хризостомом, Митрополитом Афинским и всея Эллады, по вопросу о положении русских церквей в Греции»[1339]. В дальнейшем (12 октября 1925 г.) о. Павлу Крахмалеву было предложено докладывать о положении церковных дел русских общин в Греции напрямую епископу Гермогену.
12 ноября 1925 г. Архиерейский Синод заслушал представленную протоиереем Павлом Крахмалевым копию письма правления Союза православных христиан в Греции на имя управлявшего Русской Западно-Европейской епархией митрополита Евлогия (Георгиевского), с выражением ему, как якобы главе Зарубежной Русской Церкви, соболезнования по поводу смерти Патриарха Тихона, подписанного митрополитом Афинским и всея Эллады Хризостомом. Встретив это сообщение негативно, Синод постановил: «Уведомить прот. П. Крахмалева, что означенное обращение, как подписанное греческим митрополитом, никакого значения для русских не имеет, к тому же Митрополит Хризостом особой грамотой выразил всей Российской Православной Церкви в лице Высокопреосвященного Митрополита Антония свои соболезнования по поводу смерти Свят. Патриарха Тихона»[1340].
К сожалению, разногласия не обошли стороной русских священнослужителей в Греции. В частности, спорный вопрос касался взаимоотношений части прихожан Свято-Троицкой церкви в Афинах с протоиереем Сергием Снегиревым. 8 февраля 1925 г. общее собрание «Союза русских православных христиан в Греции» постановило: «Выразить живейшее удовлетворение по случаю сложений с себя протоиереем Снегиревым полномочий Председателя Союза, ухода его из настоятелей Св. – Троицкой церкви и отъезда его из Греции»[1341]. 16 сентября Архиерейский Синод РПЦЗ принял это постановление к сведению.
Через два месяца, 12 ноября, Синодом была рассмотрена представленная епископом Гермогеном переписка исполняющего обязанности настоятеля Свято-Троицкого храма протоиерея Сергия Снегирева с послом Королевства сербов, хорватов и словенцев в Афинах Марковичем по вопросу о русской церкви в Афинах. Синод поручил протоиерею Павлу Крахмалеву навести справки в Сербской миссии в Афинах по этому вопросу[1342].
В конце 1925 г. протоиерей Сергий Снегирев уехал в Болгарию и в дальнейшем переселился из этой страны в США по приглашению возглавившего Север о-Американскую епархию митрополита Платона (Рождественского). Отец Сергий служил настоятелем русского православного собора в г. Чикаго (штат Иллинойс), был награжден митрой и скончался 25 сентября 1947 г. в Чикаго[1343].
Затронул русских священников в Греции и такой острый вопрос, как переход Элладской Церкви на новоюлианский календарный стиль. В начале января 1926 г. священник Свято-Варваринской церкви при русском общежитии госпиталя № 4 Российского общества Красного Креста в Афинах Григорий Агафоникиади в своем рапорте на имя управляющего русскими православными общинами в Греции епископа Гермогена и председателя Архиерейского Синода РПЦЗ митрополита Антония доложил о запрещении ему Афинской митрополией совершать богослужения по старому стилю и в связи с этим попросил дать ему соответствующие указания. Рассмотрев 16 января этот вопрос, Архиерейский Синод обратился к митрополиту Афинскому Хризостому с просьбой о разрешении священнику Григорию Агафоникиади «молитвенно утешать свою паству по обычаю Русской Православной Церкви, не принявшей нового стиля». Также он просил премьер-министра Греции не препятствовать совершению богослужения в церкви при русском общежитии в Афинах по старому стилю. Отцу Григорию было разъяснено, что Архиерейский Синод, «признавая, что все русские церкви богослужения должны совершать по старому стилю и верующие должны сего добиваться всеми мерами, так как новый стиль не принят еще всей Православной Церковью, в том числе и Российской, тем не менее, не желая стеснять пастырской совести его, о. Агафоникиади, в создавшейся обстановке, предоставляет ему совершать богослужения в Афинах по новому стилю, если нет никакой возможности к совершению его по старому стилю»[1344]. Вскоре митрополит Афинский запретил священника Григория Агафоникиади в священнослужении за совершение им богослужения по старому стилю, а затем последовал и его временный арест. Митрополит Антоний (Храповицкий) вынужден был принять соответствующие меры, которые Архиерейский Синод одобрил 11 февраля 1926 г.[1345]В результате о. Григорий был освобожден и даже смог совершать богослужения по юлианскому календарю.
В январе 1927 г. епископ Гермоген (Максимов) представил Синоду рапорт священника Григория Агафоникиади от 5 января, в котором говорилось о положении церкви госпиталя Российского общества Красного Креста в Афинах и церковных делах в Греции. В связи с ходатайством епископа Гермогена Синод 26 января преподал свое благословение о. Григорию с выдачей установленной грамоты, «за ревностное служение Церкви Божией и стойкое отстаивание церковных канонов и обычаев». Также была выражена благодарность министру вероисповеданий Греции за покровительство Русской Церкви и «содействие к совершению богослужения по старому стилю»[1346]. В дальнейшем Синод неоднократно (в частности, 2 и 31 марта 1927 г.) получал и рассматривал рапорты священника Григория Агафоникиади о положении русской православной общины в Греции[1347].
В 1929 г. епископ Гермоген официально перестал управлять русскими приходами в Греции. Дальнейшая судьба владыки сложилась трагически. В 1929 г. он был возведен в сан архиепископа Екатеринославского и Новомосковского, в том же году должен был поехать в США в качестве архиепископа Западно-Американского и Сан-Францисского. Но назначение в США оказалось отменено по состоянию здоровья владыки. В годы Второй мировой войны он был главой неканоничной Хорватской Православной Церкви в сане митрополита Загребского. 3 июля 1945 г. иерарха казнили югославские коммунисты[1348].
После 1929 г. новый глава Греческой епархии Русской Православной Церкви Заграницей вместо владыки Гермогена назначен не был. В связи с изгнанием королевы Ольги Константиновны русская эмиграция в Греции лишилась своей опоры и защиты, и указами от 9 и 11 ноября 1925 г. правительство премьер-министра Пангаласа реквизировало в пользу государства для нужд греческого флота русский военно-морской госпиталь, который до этого времени оставался одним из основных центров по оказанию помощи российским эмигрантам в Афинах[1349]. При этом в дальнейшем оказались реквизированы и некоторые помещения находившегося при госпитале храма св. равноап. кн. Ольги, к которому было приписано пирейское Русское кладбище.
В многочисленных протестах, адресованных в различные греческие инстанции, ее настоятель протоиерей Павел Крахмалев писал, что пирейская больница – единственное прибежище многим больным и раненым русским, потерявшим Родину и оказавшимся на чужбине. В обращениях о. Павла подчеркивалось, что ничья другая собственность в Греции – ни английская, ни французская, ни еврейская и т. д. – не оказалась затронутой. И только госпиталь русских, которые во все исторически трудные для греков времена помогали братскому народу, «приглянулся» новому правительству. На улицу фактически «были выброшены» не только больные, но и трудившиеся в больнице 27 сотрудников. Многие из них работали в госпитале с момента его основания и, имея большие семьи, не могли получить взамен других источников существования. При определении цены конфискованной собственности были озвучены довоенные цены, которые оказались в 15 раз ниже стоимости имущества в середине 1920-х гг. Русские служащие не получили никакой реальной компенсации: ни участка земли, ни другого здания. Все, что было в госпитале, мебель, оборудование, лекарства, иконы, многочисленные подарки российских офицеров и моряков – оказалось утрачено[1350].
16 января 1926 г. Архиерейский Синод РПЦЗ заслушал переписку о частичном секвестре русской церкви в Пирее греческими властями и о контактах по этому вопросу председателя Архиерейского Синода митрополита Антония (Храповицкого) с митрополитом Афинским Хризостомом и премьер-министром Греции. В ответ на запросы Афинский митрополит 28 декабря уведомил, что он приложил все усилия и надеется на благоприятное разрешение этой проблемы, а председатель Комитета по приему русского госпиталя в Пирее сообщил, что русские могут молиться в греческой церкви. Заслушав эти ответы, Синод решил ожидать дальнейшего развития ситуации[1351].
В январе 1926 г. были изгнаны все священно– и церковнослужители храма св. равноап. кн. Ольги, проживавшие в церковном доме, а также реквизирован нижний этаж под храмом (крипта), занятый ризницей. В связи с этим о. Павел Крахмалев 15 сентября 1927 г. написал обращение к архиепископу Афинскому Хризостому: «В начале 1926 г. греческое министерство Морского флота, хотя в Законодательном акте Правительства Пангалоса ничего не было упомянуто о храме, принудило живущих в домике при храме, священника и штат, покинуть свой домашний очаг, не позаботившись совсем о замене крова и не приняв во внимание их, достойное сожаления и ужасное во всех отношениях, состояние, их, жертв к тому же огромной русской трагедии. Обещание, что будет предоставлена бездомным крыша, о которой позаботились бы компетентные лица, не было исполнено, несмотря на мораторий и высокий закон, защищающий в Греции “живущих под кровом”, я и живущие со мной в храме оказались на улице. Тогдашний министр морского флота и тогдашний министр социального обеспечения заявили нам, поняв наше положение, что предоставят хотя бы духовенству, пока не приняты окончательные меры, временно домики немцев, но и это оказалось заветным, но не осуществленным желанием, ничем более. Но даже если кто-то согласится с тем, что законодательный акт о “принудительном отчуждении” русского госпиталя “оправданная мера Правительства”, то это касается только госпиталя, но ни в коей мере ни русского храма. Русские, работающие в храме, вынуждены сегодня жить в частных жилых помещениях, большей частью подвальных, с одной стороны из-за дороговизны, с другой стороны из-за своего ужасного финансового положения, вызванного отчуждением»[1352]. Однако ответа на это письмо не последовало.
Активная борьба о. Павла в защиту русской собственности вызвала резкую реакцию греческих властей. В марте 1926 г. прихожане стали свидетелями вопиющего факта ареста протоиерея в алтаре Свято-Варваринской церкви при общежитии госпиталя Российского общества Красного Креста во время богослужения, о чем был составлен соответствующий акт: «Мы, нижеподписавшиеся, находившиеся в 9 часов утра сегодня в храме русской св. Варвары церкви при 4-м госпитале в Афинах, были очевидцами нижеследующего. К 8 Ц часам утра сегодня прибыл, в этот храм из Пирея, по приглашению русских из 4-го госпиталя, греческого морского госпиталя в Пирее, русский протоиерей о. Павел Крахмалев, которому благословение и разрешение служить в русской церкви при 4-м госпитале в Афинах было дано местной архиепископией, для служения панихиды по умершему 9 дней назад русскому капитану Всеволоду Попялковскому, которого о. Павел отпевал и погребал, и для напутствия русского больного Виктора Леонтьева.
К указанному времени от 8-го греческого полицейского участка явились, якобы по приказанию начальника этого участка, 4 полицейских и один в штатском костюме. Знаем их всех в лицо. Полицейские вошли в алтарь, имея при себе револьверы: в алтаре перед святым престолом, в эпитрахили с крестом в руке перед Святыми Дарами стоял о. Павел. Полицейские приказали ему в грубой форме (“Папас, эксо!” – Поп, выходи!), прекратить богослужение и идти за ними. Отец Павел предложил им отправить себя в местную архиепископию. После этого полицейские стали вырывать у о. Павла из рук Святой Крест, снимать эпитрахиль, бить его по рукам, локтю, плечам, ударяя кулаками по святому престолу и, поднося кулаки к лицу о. Павла пред святым престолом, говоря по-гречески: “Нам приказано доставить его в связанном виде”. Посылали о. Павла к черту (говоря “Сто дльволо”) и другие неприличные ругательства произносили. Затем от святого престола 3 полицейских в форме и 1 в штатском костюме, схватив о. Павла, прижали его к стене алтаря, попортив на нем эпитрахиль и верхнюю рясу (на теле у о. Павла остались синяки). На святом престоле в это время находились святое Евангелие и Святые Дары. Коврики у престола на полу полицейскими смяты, священные предметы сдвинуты. Затем на автомобиле отвезли о. Павла в эпитрахили и с крестом в 8-й полицейский участок в Афинах (р-н Колонаки), с переводчицей, знающей русский и греческий языки, греческоподданной госпожой Олимпиадой Вернигориду. Все это мы видели сами лично и готовы все изложенное подтвердить под присягой. Отец Павел в храме попросил нас доложить о происшедшем местной архиепископии и председателю Русского комитета в Афинах г-ну Якушеву. В рассуждения с нами и с полицейскими о. Павел не входил. Он, выводимый из храма, предложил нам записать номера полицейских, и когда трое из нас начали записывать это, полицейские вырвали в храме из рук наши записи и уничтожили их, а писавших арестовали и отвели в участок»[1353]. Под письмом стояли 34 подписи, заверенные печатью Российского общества Красного Креста и подписями заведующего общежитием в Пирее полковником Г. Щеголевым и священником Илией Апостоловым.
В марте 1926 г. группа прихожан Свято-Варваринской церкви написала Архиерейскому Синоду РПЦЗ о насильственном акте, учиненном греческой полицией над протоиереем Павлом Крахмалевым во время его священнодействия в храме. Об этом инциденте митрополит Антоний (Храповицкий) сразу же написал митрополиту Афинскому Хризостому. В дополнение к изложенным в письме владыки Антония данным Синод 22 апреля постановил сообщить Афинскому митрополиту новые документальные сведения[1354].
Несмотря на резко негативную реакцию официальных властей, о. Павел Крахмалев продолжал бороться за права русских эмигрантов. В 1927 г. он обратился к председателю парламента Греции и к премьер-министру страны с просьбой решить в пользу русской колонии судьбу российского морского госпиталя и церкви св. равноап. кн. Ольги. Результатом этих ходатайств стал запрет, наложенный новым директором морского госпиталя в Пирее – Боцисом на посещение протоиереем больных[1355] (правда, в 1928 г. постановлением Верховного суда Пирея русская часть городского кладбища Анастасеос была отдана в полное распоряжение советов русских Свято-Троицкой и Свято-Ольгинской церквей и Союза русских эмигрантов).
В октябре 1929 г. по указанию администрации госпиталя через церковный коридор, взломав запертую наружную дверь (хотя можно было получить ключ), провели трубы канализации, устроили канализационный люк, и зловоние стало проникать в храм. В ноябре 1929 г. власти оставили церковь без освещения, срезав и конфисковав купленные прихожанами электрические провода. Еще ранее в реквизированных церковных помещениях были размещены канцелярия директора госпиталя, столовая больничного персонала, канцелярия управления (в крипте храма) и другие учреждения. Предметы ризницы пришлось перенести в частный дом одной из прихожанок, Гаршиной, но и его попытались реквизировать греческие власти[1356].