После ликвидации Чехословакии короткое время существовала самопровозглашенная Закарпатская республика во главе с греко-католическим священником Августином Волошиным (формально автономная с 8 октября 1938 г., но фактически независимая). А. Волошин представлял украинское сепаратистское движение, которое местное православное население, считавшее себя русинами, соплеменными русским, воспринимало негативно. Об этом, в частности, говорилось в донесении польских заграничных служб от 3 февраля 1939 г.[998]
Позднее, в письме Сталину от 18 ноября 1944 г., представители православного духовенства и мирян Закарпатья так охарактеризовали эту историю: «Когда в 1939 г. Гитлер начал оккупировать Чехословакию, то он воззвал своих наемников, галицких сепаратистов по всей Чехословакии и Германии и всех выслал на Карпатскую Русь с поручением провозгласить Карпатскую Русь Карпатской Украиной и начать работу в пользу Германии, на ущерб всем славянам, а особенно Советского Союза. Против зверского насилия германофилов – галицких сепаратистов местное население Карпатской Руси, как и чешские власти, оказалось бессильным: Гитлер Чехию взял под свой протекторат, Словакию объявил самостоятельной, а Карпатскую Русь (Украину), испробовав ее, передал Венгрии. Передал он Карпатскую Украину Венгрии не потому, что она ему не была нужна, а потому, что население Карпатской Руси поставилось против украинской идеологии вообще, а против сепарастических планов гитлеровских наемников – в особенности»[999].
Возглавлявший Мукачевско-Пряшевскую епархию епископ Владимир (Раич) отказался принимать венгерское гражданство и был фактически отстранен от управления; на следующий день после нападения 10 апреля 1941 г. Венгрии (вслед за Германией) на Югославию он оказался интернирован в Мукачево, затем вывезен в Будапешт и 19 июля 1941 г. выслан в Сербию. Еще 24 декабря 1938 г. владыка Владимир назначил администратором той части епархии, которая затем вошла в состав Венгрии, русского эмигранта игумена (будущего архиепископа) Аверкия (Таушева), одновременно ему было поручено управление архиерейской резиденцией и всем епархиальным имуществом в Мукачево.
27 апреля 1939 г. о. Аверкий был назначен первым референтом Епархиального Управления с оставлением настоятелем Мукачевского прихода и определением Синода Сербской Православной Церкви от 4 мая 1939 г. возведен в сан архимандрита. Однако из-за противодействия церковной политике венгерских властей ряду русских церковных деятелей пришлось покинуть Закарпатье. Так, в сентябре 1939 г. уехал в Белград настоятель Ужгородского прихода иеромонах (будущий архиепископ) Алексий (Дехтерев), а к лету 1941 г. туда же был вынужден уехать и архимандрит Аверкий[1000].
Принадлежность закарпатских приходов еще в 1920-1930-е гг. оспаривалась Сербским и Вселенским Патриархатами. Венгерские органы власти сочли для себя более выгодным вступить в контакт с находившимся в юрисдикции Константинопольского Патриарха архиепископом Пражским Савватием (Врабецем), ссылаясь на то, что часть его формально существующей епархии – Закарпатье – теперь принадлежит Венгрии. При этом еще в октябре
1938 г. несколько православных приходов Закарпатья перешли от епископа Владимира к владыке Савватию.
Следует упомянуть, что в начале 1939 г. с просьбой о принятии в его епархию к архиепископу Савватию обратился протоиерей Михаил Попов. 15 и 16 января этого года игумен Аверкий письменно приглашал о. Михаила в Ужгород для совершения там богослужений, но протоиерей не приехал, а 9 ноября
1939 г. он был принят владыкой Савватием под свое управление и 26 сентября
1940 г. назначен администратором и архиерейским наместником на Карпатской Руси. 27 октября того же года архиепископ Савватий наградил о. Михаила митрой, а позднее возвел в сан протопресвитера. Отец Михаил организовал свое Епархиальное Управление и 21 апреля 1941 г. был утвержден венгерским правительством в должности администратора в Закарпатье.
Деятельность протоиерея вызвала негативную реакцию Архиерейского Синода РПЦЗ, который, желая поддержать Сербскую Церковь в трудной ситуации, 9 декабря 1940 г. издал указ о расследовании Епископским Советом дела о. М. Попова. Решением Совета от 27 февраля 1941 г. о. Михаил был лишен сана протоиерея за то, что совершал богослужения в Мукачевско-Пряшевской епархии без разрешения епархиального архиерея (епископа Владимира) и, вопреки запрещению временного администратора архимандрита Аверкия, поддерживал сотрудничество с раскольничьей (т. е. отошедшей к архиепископу Савватию) группой священников Иоанна Якуба и Михаила Дакича, а также присвоил себе непринятую в Русской Церкви форму одежды.
20 марта 1941 г. это решение утвердил председатель Архиерейского Синода митрополит Анастасий. Через четыре дня владыка получил письмо архиепископа Савватия в защиту о. Михаила, но оно не смогло повлиять на уже принятое решение. Не помогло и письмо архиепископа к Румынскому Патриарху от 12 октября 1941 г. с оспариванием канонической силы решения Епископского Совета – оно осталось в силе[1001].
Следующей после Закарпатья присоединенной к Венгрии территорией стала северная часть Трансильвании, отошедшая от Румынии по II Венскому арбитражу от 30 августа 1940 г. Население этой обширной области составляло в то время 2667 человек, в основном православных румын. Так же, как и на других захваченных территориях, венгерские власти стали проводить в Трансильвании политику насильственной мадьяризации. Для оправдания подобной политики среди прочих доводов использовалась доктрина о венграх-туранцах как высшей расе Ближнего Востока с утверждением, что Христос в земной жизни был не евреем, а туранцем[1002].
В Трансильвании были запрещены румынские газеты, школы, язык; репрессиям подверглась Румынская Православная Церковь. Теологическая академия в Орадеа была вынуждена переехать в Тимишоару, нескольких архиереев вместе с представителями румынской интеллигенции в вагоне для скота выслали из страны. Единственным православным иерархом, которому разрешили продолжать службу, оказался епископ Николай (Колан) в Клуе, он взял на себя руководство всеми румынскими приходами в Трансильвании.
Сотни священников были изгнаны из общин, некоторых из оставшихся убили варварскими способами. Так, например, 9 сентября 1940 г. был убит вместе с 263 членами его общины священник Т. Костеа из Тризнеа, 10 сентября – прот. А. Мунтяну из Хуедина, 23 сентября – вместе с членами семьи свящ. А. Вуйор из Месешении де Кимпие и др. 17 православных церквей оказались полностью разрушены, многие другие превращены в склады зерна и т. п. Десятки тысяч румын принудительно перешли в католичество или вошли в состав униатской Венгерской епархии (с центром в Хайдудороге). Современные румынские историки считают, что «победа гитлеровской Германии и хортистской Венгрии привела бы к завершению попытки уничтожения и ассимиляции румын во временно занятых областях»[1003].
Подобные, хотя и меньшего масштаба, репрессии происходили на территории присоединенной в апреле 1941 г. к Венгрии части северо-западного края Сербии – нынешней Воеводины (области Бачка, Баранья, Межумурье и Прекомурье). Общее население этих областей составляло 1 млн 145 тыс., из них лишь 301 тыс. являлись венграми, а остальные в основном славянами, в том числе 15 тыс. – русинами.
Один из русских эмигрантов позднее вспоминал: «.венгры заняли Нови Сад и неизвестно зачем повесили в витринах магазинов их хозяев, вообще венгерская оккупация была самой жестокой»[1004]. В первые же дни оккупации вышло распоряжение об изгнании в трехдневный срок из Нови Сада и окрестностей еврейского, цыганского и сербского населения, появившегося в этом районе после 1918 г. Часть сербских переселенцев подверглась истреблению (около двух тысяч), а остальные были вместе с семьями помещены в концлагеря. В начале мая 1941 г. командующему немецкими войсками сообщили о намерении венгерского правительства выселить в Сербию из Бачки 150 тыс. сербов, однако германский МИД воспрепятствовал этому[1005].
Особенно страшный период пережили жители Нови Сада 23–25 января 1942 г. Город был изолирован от внешнего мира, и три дня в нем шла резня и массовые расстрелы. Врывавшиеся в квартиры венгерские жандармы истребили несколько тысяч невинных жертв (3417 сербов и несколько сотен евреев и цыган), в том числе женщин и детей, а также 12 священнослужителей. Например, на пороге своего дома был убит диакон Александр Эрделян. В ходе этой акции погибло и 19 русских эмигрантов[1006].
Подобная же трагедия произошла в эти дни в г. Чуруге, где сербских священников расстреливали вместе с их паствой. Позднее священник Боривой Джорджевич вспоминал об этом так: «На Рождество 1942 г. в Чуруге было убито 1200 невинных людей. Народ, женщин и детей мучили и убивали без помилования. Среди убитых жертв находилось тело чуругского священника Бранко Ваканьца. Этот священник до последних мгновений своей жизни был верен Богу, Церкви и пастве. Всех убитых бросили в реку Тису»[1007].
В образованную сербским Священным Синодом комиссию по сбору сведений о беженцах священнослужителях и церковных работниках поступило 72 сообщения от беженцев из Бачской епархии. Всего от рук венгерских оккупантов погибло 17 православных сербских священников из 80 и около 10 тыс. мирян. На всё епархиальное и монастырское имущество был наложен секвестр (приходское имущество избежало секвестра)[1008].
Однако при этом на своей кафедре остался выпускник Московской духовной академии епископ Бачский Ириней (Чирич), который окормлял сербские общины епархии до конца войны. Правда, желая спасти епархию от дальнейших гонений, он был вынужден в сентябре 1941 г. письменно отказаться от участия в заседаниях Сербского Синода. Епархиальные власти делали все возможное для освобождения сербских детей и их матерей из концлагерей с последующим распределениям по семьям. Так, из лагеря Шарвар были забраны и размещены по приходам около 2800 детей и 180 матерей с младенцами, в Нови Саде основана детская туберкулезная больница, на содержание которой шли добровольные сборы ото всех общин и церковных организаций епархии, кроме того, епархиальные власти организовали амбулаторию для бесплатного лечения и раздачи лекарств[1009].