В июле 1942 г. руководство нацистской Германии добилось от румынского правительства обещания начать в сентябре депортацию евреев из Южной Трансильвании в расположенные на территории Польши «лагеря смерти», прежде всего в Освенцим. Но в результате активных действий Патриарха Никодима, папского нунция А. Кассуло и швейцарского посла в Румынии де Века удалось добиться отмены депортации. Однако публичного осуждения антиеврейской политики со стороны руководства Румынской Церкви не последовало.
В июле 1943 г. редактор кишиневской газеты «Раза» («Заря») священник Василе Цепордей в статье, посвященной второй годовщине начала войны с Советским Союзом, даже попытался оправдать молчание румынских иерархов по поводу уничтожения евреев, выступив с позиций открытого шовинизма: «Жиды никогда не любили нас. Всё румынское было ненавидимо сынами Израиля. Это правда, что они ненавидят всё, кроме иудейской расы. Потому что в основе Талмуда – ненависть и месть. Но большей ненависти, чем к нам, румынам, они не питали ни к кому. Иногда даже большую, чем к гитлеровским немцам.»[939].
В целом позиция руководства Румынской Церкви по отношению к евреям в годы войны была настороженно-недоброжелательной, но без одобрения их уничтожения (иногда даже противодействия репрессиям). Это видно, например, из отчета руководителя оперативного штаба ведомства А. Розенберга доктора Цейса о поездке в Бухарест в июне 1944 г.: «Православная национальная Церковь занимает содействующую позицию. Она враждебнее к евреям, чем Римская Церковь, но с другой стороны также отстаивает не нашу точку зрения. Два года назад она запретила Крещение евреев, что, конечно, не исключает отдельных случаев Крещения евреев с помощью подкупа. Сельское население настроено определенно антиеврейски. Население Бухареста индифферентно»[940]. Еще в июле 1944 г. в ежемесячном докладе Внешнеполитической службы нацистской партии указывалось, что Румынская Церковь позитивно настроена по отношению к европейским идеям и противоположным образом – к масонам и евреям[941].
Весь период войны наблюдалось явное стремление органов государственной власти с одной стороны «огосударствить» Румынскую Православную Церковь, сделав ее послушным орудием своей внешней и внутренней политики, а с другой – ограничить или вообще запретить деятельность других конфессий. В начале осени 1941 г. маршал Антонеску, приняв отставку министра по делам религии генерала Розети, даже временно взял на себя руководство соответствующим министерством.[942] Генеральное общество клира было распущено властями, хотя вначале и оно выступало за войну с Советским Союзом.
В ноябре 1942 г. министр внутренних дел генерал Д. Попеску распорядился, чтобы состоявшие на государственной службе чиновники обязательно каждое воскресенье посещали богослужение. В данном распоряжении подчеркивалось, что христианская вера служит моральным основанием нации и государства и в то время, когда войска и весь народ ведут борьбу не только за румынскую землю, но и за веру предков, для каждого христианина является моральной обязанностью посвятить один час богослужению. При этом православному духовенству были даны указания для ведения бесед по актуальным вопросам государства и общественной жизни[943]. Следуя этой линии, Д. Попеску в июле 1943 г. указал государственным служащим на необходимость состоять в какой-либо приходской общине и участвовать в ее жизни, потребовав в противном случае предоставления объяснений[944].
Одновременно начали разворачиваться репрессии против представителей конфессий, не включенных в список семи официально разрешенных. Масштабы этого террора беспокоили даже командование румынской армии. 8 марта 1942 г. Генеральный штаб указал Министерству по делам религии, что в Бессарабии и Буковине «до настоящего времени выявлены 12 500 сектантов, и ежедневно их заключают в черновицкие тюрьмы в таких количествах, что через короткое время они уже не смогут вмещать. Наше убеждение заключается в том, что борьба за Христа должна сегодня вестись на фронте, а не дома в тюрьмах». В целях подавления сектантства Генштаб рекомендовал ограничиться церковными мерами[945].
Однако подобная политика только усилилась. В декабре 1942 г. было принято Постановление о запрещении вредящей государству деятельности различных религиозных обществ и сект (баптистов, евангелистов, адвентистов и др.), а 10 июля и 27 августа 1943 г. министр по делам религии издал дополнительные указы о роспуске всех организованных не на церковной основе религиозных обществ и сект, без учета прошлого положения. Их имущество подлежало конфискации в пользу государства. В своем представлении главе государства министр объяснил необходимость указов вредной для государства деятельностью этих организаций, «большинство которых к тому же сделалось центром англо-американской агитации, так как их руководители проживают в государствах, враждебных Румынии»[946].
В этих условиях активно продолжались репрессии, так, в январе 1943 г. к 25 годам каторжных работ были приговорены руководители иннокентьевцев Бельцкого и Сорокского уезда Бессарабской губернии Василий Лунгу и Алексей Пынтя, еще 13 активистов секты получили тюремные сроки длительностью 15–20 лет. В августе 1943 г. в Черновцах один из местных сектантов был приговорен военным судом к 10 годам каторжных работ с конфискацией имущества и т. д. В связи с началом репрессий сектантов наметился их частичный переход в православие, так, например, летом 1943 г. в буковинском с. Шипотени восемь сектантов вернулись в Православную Церковь[947].
24 сентября 1942 г. в Черновцах был образован Центральный комитет Союза румынских православных священников, но 2 сентября 1943 г. по требованию властей он был распущен, и его полномочия переданы временной комиссии из семи священнослужителей[948]. В начале марта 1944 г. был принят новый закон запрещавший проведение Крещений и Венчаний без наличия справки о регистрации этих актов в отделах ЗАГСов. Нарушения карались арестом от одного до шести дней или штрафом от 1 до 25 тыс. лей.[949]
Осенью 1942 г. в румынскую печать проникли сведения об уходе Патриарха Никодима со своего поста, но они не подтвердились. В это время при патриархе лишь были учреждены два викариатства, в связи с его загруженностью делами. В ноябре 1942 г. под председательством Патриарха в Бухаресте состоялся Архиерейский Собор, который выразил верноподданнические чувства королю и приветствовал маршала Антонеску, преподав ему благословение «на успешное водительство румынского народа к славе и процветанию» и успешное руководство румынской армией, «борющейся за Родину и Крест до полной победы». На Соборе были также приняты три проекта, внесенные министром по делам религии: нового порядка замещения священнослужительских должностей, их наименования и распределения, закона о патриархе, предусматривавшего расширение патриаршей власти, и закона о церковных выборах как в Румынии, так и в «освобожденных от большевиков местностях» в сфере действий румынских властей. При этом Собор выработал порядок принятия в молитвенное общение украинских самосвятов и обновленцев[950].
В начале 1944 г. в румынских общинах были введены «советы примирения» в составе местного священника и двух членов общины, назначаемых мировым судьей. Советы собирались по воскресеньям для разрешения возникающих в общине конфликтов, в том числе по имущественным вопросам; теперь мировые судьи не должны были принимать подобных дел без их рассмотрения новыми органами[951]. Следует упомянуть, что 8 ноября в бухарестском кафедральном соборе Патриарх Никодим ежегодно совершал праздничное богослужение по случаю Дня рождения и тезоименитства короля Михая.
В ходе войны целый ряд румынских церквей и обителей пострадали от бомбардировок и артиллерийских обстрелов (только в Бухаресте англо-американские бомбардировки уничтожили 10,5 тыс. зданий), так, например, разрушению подвергся основанный в 1806 г. монастырь Гичиу в районе г. Плоешти (он был восстановлен в 1952 г.). Военные страдания усилили религиозные чувства румын. Так, например, на торжественном богослужении в Яссах 14 октября 1942 г. по случаю дня св. Параскевы, особо почитаемой местным населением, присутствовало более 200 тыс. паломников из Молдавии
и Транснистрии. Богослужение и крестный ход возглавлял Молдавский митрополит[952].
И в годы войны не прекращались межконфессиональные контакты Румынской Церкви. Так, в марте 1943 г. Архиепископ Кентерберийский Вильям Темпл, подчеркивая дружбу с ней, посетил румынскую часовню в Лондоне[953]. 13 июня 1943 г. в экуменическом богослужении в лондонском Вестминстерском аббатстве в празднике Троицы участвовал представитель Румынской Православной Церкви[954]. А когда в 1943 г. в оккупированной немцами Франции возникло движение «Недели молитвы о единстве христианского мира», первое молитвенное собрание с участием католиков и протестантов было устроено православными в румынской церкви Парижа, причем молебен отслужил русский митрополит Евлогий (Георгиевский). Тогда же в Париже был основан Межправославный комитет для объединения отдельных православных инициатив по участию в Неделе молитвы под председательством настоятеля румынского храма архимандрита (позднее архиепископа) Феофила (Ионеску)[955].
Из Поместных Православных Церквей наиболее тесные связи в годы войны поддерживались с Болгарской Церковью, Синод которой регулярно посылал Патриарху Никодиму поздравления с церковными праздниками.[956]4 июля 1941 г. болгарский Священный Синод принял к сведению просьбу Румынского Патриарха не предоставлять помощи венгерскому Правительству для Рукоположения епископа неканоничной Венгерской Православной Церкви, «так как она имеет задачу денационализации оставшихся в Венгрии румын»[957].
Весной 1943 г. существовал план создания на территории Молдавии Всеправославного университета, одной из главных задач которого должно было стать создание единого религиозного фронта Поместных Православных Церквей против «политического атеизма». Однако из этого плана ничего не вышло[958].
В 1943 – первой половине 1944 гг. Румынская Церковь еще пыталась своим авторитетом поддерживать войну на Восточном фронте. Так, епископ румынской армии Парфений (Киопрон) в своем рождественском послании к сражавшимся под Сталинградом войскам (декабрь 1942 г.) указал на свою тесную связь с ними и призвал крепко держать фронт: «Мы не можем вернуться домой, пока дефинитивно не победим нашего смертельного врага. Мы в войне не с цивилизованным противником. У большевиков нет честного слова, которого они держались бы. Они хотят подъяремить всю Европу, они хотят завладеть всеми народами и разорить всю культуру, в развитии которой человечество принесло столько жертв. Поэтому для нас остается одно решение: жизнь или смерть. На полпути мы не можем остаться»[959].
Патриарх Никодим в Сочельник того года посетил короля Михая и, поздравляя с праздником, преподнес ему, как символ победы, украшенный бриллиантами крест. Король поблагодарил за подарок и заявил патриарху, что румынский народ обнажил меч для обороны; согласно христианскому учению, народ на ненависть не отвечает ненавистью, но он решил свои права защищать до победного конца. Однако уже вскоре – 7 февраля 1943 г. во всех храмах Румынии пришлось совершить заупокойные службы по «сталинградским борцам». В кафедральном соборе Бухареста подобную службу совершил патриарх[960].
18 апреля в газете «Раза» («Заря») появилась обширная статья священника Варлаама Бузиля о закрытии церквей и преследованиях духовенства и мирян на отвоеванных советскими войсками территориях Украины и России, где доказывалось, что религиозная политика большевиков совершенно не изменилась[961].
В день поминовения павших воинов – 3 июня 1943 г., Патриарх Никодим обратился к румынскому народу с особым посланием, в котором назвал происходившую на Востоке борьбу священной войной, защищающей народные особенности и унаследованный простор: «Земля Востока попрала ногами наше священное право, когда отняла у нас Бессарабию и Буковину и стала угрожать нашему существованию. Красная сила Востока, отрекшись Христа и христианские принципы заменив разрушительным поганством, бросилась на соседние государства и насилием захватила было их. Поэтому мы должны бороться против них всеми нашими силами и обороняться от опустошающего коммунизма – врага религий и цивилизации. Мы этим остаемся верны нашей вековой старой традиции, и мысли наши переносим на воинов, погибших за нашу землю и народ, и молим Бога помочь нам достигнуть победы в борьбе, которую ведем против нашего смертного врага совместно с нашими союзниками. И победа будет настолько лучше, насколько крепче и теснее сплотимся около государственного знамени, около Короля и Маршала»[962].