Кроме указанной телеграммы, на митрополита Стефана повлияли и переговоры с членами Синода Русской Церкви, чешской православной делегацией и Сербским Патриархом Гавриилом. После этого попытки представлявшего Константинопольский Патриархат митрополита Германоса, являвшегося сопредседателем Всемирного Совета Церквей, склонить Болгарского экзарха к защите экуменизма на Московском совещании и голосованию против предлагаемых резолюций успеха не имели. В своем докладе на совещании митрополит Стефан рассказал о многолетней успешной экуменической деятельности Болгарской Церкви, но сообщил, что ввиду внешних политических влияний на экуменическое движение Болгарский Синод решил отказаться от направления своей делегации на Амстердамскую ассамблею. Владыка Стефан стал автором проекта обращения совещания к христианам всего мира «Духа не угашайте». В конце концов, на совещании были единогласно приняты постановления «Ватикан и Православная Церковь», «Экуменическое движение и Православная Церковь», направленные против Римского Папы и «гнезда протестантизма» Америки, а также схожее по характеру «Обращение к христианам всего мира». В резолюции «Об англиканской иерархии» ей, хотя и в мягкой форме, фактически отказывали в признании действительности[496]. Конфронтация бывших военных союзников повлияла на межцерковные связи, Англиканская Церковь рассматривалась уже как претендент на европейское лидерство.
В ходе празднества и совещания экзарх Стефан неоднократно говорил об исключительной роли Московской Патриархии в современном Православии: «Для нас Русская Церковь остается очагом Православия. В ней мы видим гарантию того, что все попытки врагов поколебать Православие будут развеяны в прах. Да возвеличится через вашу святую Церковь весь православный мир и да умиротворяется и возвышается все человечество»[497].
В середине июля болгарская делегация посетила Совет по делам Русской Православной Церкви. В личном разговоре с Г.Г. Карповым владыка Стефан заявил, что «в Болгарии нет правильных взаимоотношений между Церковью и государством. Церковь лишена какой-либо самостоятельности и полностью подчинена департаменту по делам вероисповедания». Митрополит отрицательно отозвался о руководителе дирекции (департамента) Д. Илиеве и попросил «сделать все возможное, пользуясь дружескими отношениями между Советским Союзом и Болгарией, чтобы в Болгарии установить тот же порядок во взаимоотношениях между Церковью и государством, какой существует в Советском Союзе», на что Г.Г. Карпов заявил, что он занимается делами Русской Церкви и не может вмешиваться в дела Церквей других государств. Владыка Стефан также обратился с просьбами о денежной помощи Болгарской Церкви в размере 100 млн левов (около 1 млн рублей), помимо полученных ранее 30 млн левов, и продаже 150 тонн воска, необходимого для производства свечей[498].
В июле 1948 г. Болгарская Церковь получила московский храм-подворье Успения Божией Матери в Гончарах (переданный согласно решению Совета Министров СССР от 16 декабря 1947 г.), и был выработан проект положения, в котором предусматривалось полное содержание этого храма и его причта Московской Патриархией. Первоначально это подворье возглавлял архимандрит Мефодий (Жерев)[499].
После экскурсионной поездки в Тбилиси экзарх Стефан заявил: «…у меня там, в Грузии, родилась мысль написать книгу о Сталине. Я эти два дня вынашиваю эту мысль и непременно напишу как можно скорее. Тема этой книги такая: Сталин – это действительно гений и светоч для всех народов, которые ищут правды, мира и подлинной братской взаимной любви. О, это великая идея!» Однако на Карпова поведение митрополита произвело далеко не лучшее впечатление. В докладной записке в Совет Министров и ЦК ВКП(б) от 3 августа 1948 г. он писал: «Наблюдение за поведением прибывших на торжества делегаций и высказывания в конфиденциальных беседах отдельных глав и членов делегаций помогли установить, что экзарх Болгарский Стефан, хитрый, прожженный политикан, типичный хамелеон, поддерживал в Москве связи с Константинопольским экзархом Германосом и главой греческой делегации митрополитом Хризостомосом, с которыми вел конспиративные беседы. Известная Совету близость митрополита Стефана к английской миссии в Софии заставляет думать, что прибытие на торжества в Москву этих делегаций организовано англо-американцами не без участия Стефана»[500].
Возвратившись в Болгарию, экзарх подробно уведомил руководство страны и членов Синода о результатах Московского совещания, с надеждой говорил о необходимости введения Патриаршества, поддержке этой идеи Русской Церковью и советским руководством. Однако еще во время его пребывания в Москве в Болгарии было проведено тайное заседание малого состава Синода с руководителем дирекции вероисповеданий Д. Илиевым, которое, в негативном свете обсудив проект телеграммы в Москву о предстоящем провозглашении митрополита Стефана Патриархом, приняло решение об ограничении прав экзарха и возможном скором снятии владыки с этого поста[501]. Коммунистическому руководству Болгарии был нужен полностью подконтрольный глава Церкви, который бы во всем следовал за религиозной политикой государства.
5-13 августа экзарх Стефан провел чрезвычайную сессию полного состава Синода, на которой после острой борьбы было принято решение о восстановлении Патриаршества. Вскоре оказались составлены соответствующие письма в правительство и Константинопольскому Патриарху, причем второе послание с ходатайством об издании Патриархом Томоса, разрешающего задуманную акцию, должна была вручить специальная делегация во главе с митрополитом Паисием.
30 августа 1948 г. митрополит Стефан встретился с заместителем председателя Совета Министров Василием Коларовым, рассчитывая получить окончательное согласие правительства на провозглашение его осенью Патриархом, а также разрешение на поездку для лечения в Чехословакию. Однако в ходе беседы экзарху было предъявлено требование о пересмотре письма Синода Национальному комитету Отечественного фронта, в котором говорилось о неприемлемости для Церкви некоторых пунктов декларации комитета, в частности, об отказе Церкви от участия в воспитании детей и молодежи, разрешении священникам участвовать в Отечественном фронте и кооперативном движении и допущении коммунистов к ключевым должностям в церковной администрации. Сдержанно-негативная реакция митрополита сделал его отставку неизбежной (хотя экзарх при этом соглашался выполнить указание о переводе Софийской семинарии в провинцию)[502]. 2 сентября четыре члена постоянного (малого) Синода посетили В. Коларова, и тот подтвердил требование правительства, на что архиереи заявили о невозможности изменить свое решение без обсуждения ситуации на заседании полного состава Синода из девяти иерархов.
6 сентября 1948 г. в результате провокации Врачанского митрополита Паисия, выступившего с резкой критикой поведения экзарха, якобы отдающего самовольные распоряжения от имени Синода, владыка Стефан был вынужден покинуть заседание полного состава Синода, и вечером того же дня в письме своему заместителю митрополиту Доростоло-Червенскому Михаилу (Чавдарову) экзарх написал, что в «подобной атмосфере» он не «считает возможным» оставаться председателем Синода. Владыка рассчитывал, что его отставка не будет принята, однако уже 8 сентября решением Синода митрополит Стефан был освобожден от должности экзарха «по важным соображениям церковного характера» и лишен управления Софийской кафедрой, 10 сентября это решение утвердило Политбюро ЦК Болгарской рабочей партии (коммунистов), а 12 сентября в газетах опубликовали коммюнике Синода об отставке владыки Стефана «по болезни», хотя за день до этого бывший экзарх написал членам Синода о неправильности их решения.[503] Новым председателем Синода, временным главой экзархата и управляющим Софийской епархии на несколько месяцев стал митрополит Михаил (18 сентября Константинопольский Патриарх прислал бывшему экзарху телеграмму с выражением недоумения и сочувствия по случаю его неожиданной отставки).
Все усилия владыки Стефана показать незаконность этих решений не помогли, ему также не позволили встретиться с Георгием Димитровым, с которым у экзарха раньше были хорошие личные отношения и которому он 12 сентября написал довольно подобострастное письмо[504]. Бывший секретарь Коминтерна уже тяжело болел, и Болгарией фактически руководил Василий Коларов, не допустивший этой встречи. Вся акция по отстранению митрополита от власти заняла лишь несколько дней. 25 сентября 1948 г. информация о ней была отправлена в советское посольство. В этом сообщении говорилось, что митрополит Стефан будет выселен за пределы Софии в с. Баня Карловско-Пловдивской области без права передвижения по стране и с предоставлением персональной пенсии 25 тыс. левов ежемесячно. Подобное решение было принято Синодом и 14 сентября одобрено В. Коларовым, причем бывшему экзарху не разрешалось служить[505].
В докладной записке Г.Г. Карпова В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову и М.А. Суслову от 28 сентября выражалось некоторое недовольство поспешным устранением экзарха: «Резкость и нетактичность Илиева, имевшего личные столкновения со Стефаном, прямое и грубое вмешательство в дела Синода при существующем отделении Церкви от государства содействовали поспешности постановки Стефаном вопроса об отставке, с которым болгарское правительство, перед его отъездом в Москву, имело договоренность о назначении его Патриархом. После отставки Стефан находится в подавленном состоянии, высказывает мысль пойти на службу к Патриарху Алексию в надежде получить экзаршество, в частности, во Франции». Для исправления ситуации в Болгарской Церкви Г.Г. Карпов предлагал целую программу мероприятий из семи пунктов: «1. Ослабление реакционного большинства Синода. 2. изменение линии поведения директора департамента культов Илиева. 3. Радикальным для демократизации Синода, руководства Церковью и успеха в борьбе с англо-американским влиянием является намерение болгарского правительства созвать Народно-церковный собор для устройства Церкви, выборов экзарха и обсуждения вопроса об установлении в будущем Патриаршества. 4. Предложение болгарского правительства пустить Стефана на территорию СССР в целях изоляции пагубно отразится на авторитете и положении Русской Церкви в международных церковных кругах. Совет считает более целесообразным оставить в силе решение Синода о лишении Стефана права передвижения по стране. Осуждение Стефана по церковной линии облегчит предание его суду по светской линии за политические преступления против республики. Это можно сделать позднее при более благоприятной обстановке…» и т. д.[506]
Через несколько дней по просьбе В. Коларова МИД и МГБ СССР дали согласие на разрешение лечения и постоянного проживания митрополита Стефана на территории Советского Союза. В этой ситуации Г.Г. Карпов 30 сентября в докладной записке заместителю министра иностранных дел В.А. Зорину написал о возможности принятия бывшего экзарха лишь на покой в один из монастырей, но не на службу в Русскую Церковь[507].
12 октября Г.Г. Карпов принял настоятеля болгарского храма-подворья в Москве архимандрита Мефодия, который сообщил о содержании писем митрополита Стефана к нему. Владыка писал, что он находится в отставке в связи с «инсценированным конфликтом», что он «тяжело морально и физически переживает это обстоятельство» и «надеется на вмешательство Патриарха Московского Алексия и уверен, что рано или поздно восторжествует истина» по его делу[508]. В личном письме Патриарху Алексию от 16 октября бывший экзарх подробно описал обстоятельства своей «незаконной» отставки: «После возвращения моего из Москвы 3 августа с.г. я нашел в Софии в среде Св. Синода враждебную атмосферу, не имеющую никакого основания, и которую мне не объяснили, но которая скрывалась за явно оппозиционным настроением в форме саботажа. Оно выявилось тем, что 6 сентября Врачанский митрополит Паисий, поддержанный Пловдивским митрополитом Кириллом, нанес мне оскорбление при полном и молчаливом одобрении остальных членов Св. Синода. Я заявил, что при подобной тяжелой обстановке, которая за последнее время стала постоянно повторяться, мне невозможно далее нести на своих плечах бремя председателя Св. Синода, почему я уведомлю о сем правительство с просьбой, чтобы оно взяло на себя роль арбитра и произвело бы дознание, и предупредил Св. Синод, чтобы он не предавал гласности моего заявления, пока не будет получено мнение и решение правительства. Но это не случилось…». Владыка Стефан также просил Патриарха «вступить в свои священные права расследователя этого дела и верховного арбитра по спору нашему со Св. Синодом Болгарской церкви»[509].
В середине октября митрополит Стефан встретился с приехавшим в Софию на XXX конгресс Союза священников управляющим делами Московской Патриархии протопресвитером Николаем Колчицким. В беседе с ним владыка признал, что он под влиянием раздражения, необдуманно, не учитывая последствий, подал в Синод заявление о своем оставлении должности экзарха, чем воспользовались его недоброжелатели – члены Синода и постановили уволить его от должности экзарха и одновременно от звания Софийского митрополита. Затем митрополит Стефан жаловался на то, что он страдает из-за Русской Церкви, ибо исполнил ее желание и пошел на Московском совещании против экуменизма; и вот-де Русская Церковь оставила его без защиты». На это отец Николай ответил, что Русская Церковь не может «вторгаться в дела, хотя и братской, но не своей Церкви». Патриарх Алексий, искренне сочувствуя владыке Стефану, послал ему письмо с соболезнованиями и в письме Г.Г Карпову от 20 октября запросил о возможности предложить бывшему экзарху «поселиться у нас в Почаевской лавре, где ему может быть обеспечен покой, удобства и духовное удовлетворение в лаврских службах»[510].
2 ноября митрополит встретился с В. Коларовым, который заявил, что «если Стефан хочет сохранить свой моральный престиж, завоеванный в прошлом, то он должен безапелляционно подчиниться решениям Синода и болгарского правительства об отставке с поста экзарха и митр. Софийского. При этом Стефану заявлено, что решение правительством принято по государственным соображениям, и он не должен в какой-либо форме сопротивляться этому решению». Однако владыка сказал Коларову о «неправильном решении вопроса Синодом и правительством об освобождении его от митрополичьей Софийской кафедры», не хотел он и ехать в гости или на службу к Патриарху Алексию ввиду лишения прав экзарха и правящего митрополита. Следует отметить, что 5 ноября Совет по делам Русской Православной Церкви сообщил в МИД СССР мнение Патриарха Алексия, поддержанное Советом, о необходимости оставления за владыкой Стефаном Софийской кафедры[511].
Но это пожелание учтено не было, болгарские власти разозлила неуступчивость бывшего экзарха, отвергавшего все попытки уговорить его подчиниться. Под давлением Священного Синода, требовавшего ускорить высылку владыки, Политбюро ЦК Болгарской рабочей партии (коммунистов) 18 ноября приняло решение о принудительной отправке митрополита Стефана к указанному месту жительства. 24 ноября 1948 г. владыка был насильно выдворен в село в с. Баня Карловской околии, лишен права свободного передвижения и возможности совершать богослужения. 25 ноября он сообщил о своем насильственном изгнании в письме Московскому Патриарху Алексию. В с. Баня владыка Стефан жил в ссылке до своей кончины 14 мая 1957 г.[512]
Патриарх Алексий глубоко сострадал митрополиту и оказывал помощь в его лечении, летом 1949 г. спас владыку Стефана от возможного уголовного преследования. В это время Синод потребовал от митрополита отчета в израсходовании потраченных владыкой на личные нужды части средств из 30 миллионов левов, полученных от Московской Патриархии в качестве займа. В начале августа Патриарх, по просьбе митрополита Стефана, через архиепископа Серафима (Соболева) сообщил Болгарскому Синоду: «Акт передачи в 1947 г. б. экзарху 30 миллионов лев был облечен в вид долгосрочного займа лишь формально; по существу это было дарение, т. к. наша Церковь, входя в положение Болгарской Церкви, имела намерение ей существенно помочь. Московская Патриархия считает Болгарскую Церковь свободной от необходимости уплаты этой суммы, предоставленной б. экзарху м. Стефану в его полное распоряжение на расходы по его личному усмотрению»[513]. В результате дело было закрыто.
Следует отметить, что Д. Илиев в личных беседах неоднократно ставил в себе в заслугу «умелое» проведение операции по устранению экзарха Стефана. В докладной же записке В. Коларову он отмечал: «Избрание и провозглашение Паисия, Кирилла, Иосифа и Филарета членами постоянного присутствия Св. Синода произошло с нашего ведома, выполняя Вашу инструкцию о таких случаях. Сейчас можно ожидать, что Болгарская Православная Церковь окажет еще большее содействие правительству и Отечественному фронту в их усилиях по построению социализма в Болгарии»[514].
В самом начале 1949 г. митрополита Михаила в качестве наместника-председателя Священного Синода и управляющего Софийской епархии сменил митрополит Паисий. 6 января он сообщил об этом в письме Патриарху Алексию, выразив глубокую признательность Русской Православной Церкви за «содействие быстрому разрешению, вопроса о схизме», за помощь в восстановлении разрушенных после бомбардировок храмов, визит Московского Патриарха в Болгарию в 1946 г. и т. д. 9 февраля Патриарх отправил Владыке Паисию поздравительное письмо, и в ответ тот 5 июля написал о предложениях Болгарского Синода по укреплению связей между обеими Церквами: устройство концертов русских церковных хоров, выставок русской иконописи в Болгарии, обмен статьями богословов, командировки болгарских клириков, студентов, богословов и церковных регентов в СССР, взаимное осведомление о действии инославной пропаганды и т. д.[515] Следует отметить, что среди духовенства Болгарии в то время существовало небольшое течение во главе с епископом Левкийским Парфением (Стоматовым) и епископом Тихоном, выступавшее за присоединение Болгарской Церкви к Московскому Патриархату.
Сразу же после отстранения экзарха Стефана началась новая кампания давления на Церковь. На чрезвычайном заседании 4 октября 1948 г. Священный Синод отменил запрет совершать отпевание и христианское погребение заключивших только гражданский брак верующих, он отказался от религиозного обучения детей и подростков, признав его исключительным правом государства, а также отказался от ведения религиозной пропаганды, под предлогом того, что свобода религии гарантирована конституцией. Духовенству было разрешено участвовать в деятельности Отечественного фронта и указано соблюдать исключительное право государства на обучение молодежи[516].