Выступая 14 октября на открытии XXX конгресса Союза священников, Д. Илиев открыто заявил, что Церковь обязана отдавать все свои силы на службу государству, особенно в народной республике, и указал на противодействие духовенства желанию правительства, которое хочет, чтобы священнослужители оказывали помощь в строительстве социализма в стране. Говоря об оппортунистической позиции некоторых митрополитов, глава дирекции вероисповеданий назвал их «идиотами», но подчеркнул, что Священный Синод всегда найдет выход для того, чтобы соблюдать святые каноны и одновременно подчиняться законам государства. В последовавшей затем дискуссии по поводу печатного органа Союза священников газеты «Народен пастир» было предложено, чтобы в дальнейшем его главный редактор не выбирался, а назначался. В ответ на возражения секретарь Отечественного фронта объявил дальнейшее обсуждение излишним, так как, будучи избранным или назначенным, главный редактор должен следовать директивам фронта. Только 20 % присутствовавших одобрило это предложение, но председатель объявил его принятым. На этом же конгрессе в присутствии 300 представителей духовенства секретарь Отечественного фронта заявил, что священники должны подчиняться директивам фронта так же, как и любая другая организация. В зале заседания конгресса висел огромный портрет Г. Димитрова, но не было ни распятия, ни икон. В декабре 1948 г. на съезде Болгарской коммунистической партии было принято решение об активизации борьбы против «религиозных предрассудков»[517].
В это же время началась разработка законопроекта о вероисповеданиях в Болгарии, который в конце октября был внесен на рассмотрение очередной сессии Великого Народного собрания. Однако он вызвал негативную реакцию советского руководства. По инициативе Г.Г. Карпова заместитель министра иностранных дел В. Зорин 17 ноября 1948 г. подал в Политбюро ЦК ВКП(б) докладную записку в которой отмечал: «…законопроект о вероисповеданиях, провозглашая отделение Церкви от государства, содержит в себе по существу идею полного подчинения Церкви департаменту вероисповеданий МИД Болгарии. Согласно этому законопроекту, священнослужители могут приступить к исполнению своих обязанностей только после утверждения их приказом Министерства иностранных дел. На священнослужителей возлагается обязанность оказывать МИДу содействие в надзоре и контроле за вероисповеданием. Предусматривается, что бюджеты вероисповеданий утверждаются МИДом, который осуществляет контроль за их исполнением. Стремление департамента вероисповеданий МИД Болгарии подчинить себе Церковь является следствием той линии, которую занимает по отношению к Церкви руководитель этого департамента Дмитрий Илиев. МИД СССР считает целесообразным о вышеизложенном устно информировать тов. Димитрова, сообщив ему при этом, что, по нашему мнению, упомянутый законопроект в своем теперешнем виде неприемлем и его следовало бы переработать с учетом наших замечаний. Одновременно следовало бы сказать тов. Димитрову, что нашим людям, занимающимся церковными делами, поведение Илиева внушает серьезные опасения, как поведение человека, дискредитирующего политику болгарского правительства в отношении Церкви и спекулирующего к тому же именем Москвы»[518]. Некоторые из данных пожеланий были учтены, в частности, Д. Илиева вскоре отстранили от руководства дирекции вероисповеданий (отчасти это произошло в связи с арестом его родственника – члена Политбюро Трайчо Костова).
Так начался период полного подчинения Болгарской Церкви коммунистическому государству. Экзархат был непосредственно вовлечен в советскую международную политику, в частности, в начале 1950-х гг. поддерживал мирные инициативы социалистического лагеря: в марте 1950 г. поддержал послание Московского Патриарха Алексия в защиту мира и Стокгольмское воззвание Постоянного комитета Всемирного конгресса сторонников мира о запрещении ядерного оружия, затем подписал антиамериканское обращение против войны в Корее и т. д. Несмотря на это, нарастали ограничения церковной жизни, так, в июле 1951 г. богословский факультет был отделен от Софийского университета и преобразован в самостоятельную Духовную академию св. Климента Охридского (120 учащихся), почти закрытую для свободного поступления в нее. Прекратила действовать сеть приходских училищ. К 1953 г. кроме Духовной академии в стране осталось лишь одно церковное учебное заведение – переведенная в г. Черепиш Софийская семинария (около 200 учащихся), а из 21 религиозного периодического издания (на 1946 г.) уцелело только 3[519].
Власти подавляли приходскую жизнь, а в конце 1940-х гг. началась новая, связанная с холодной войной волна репрессий духовенства. Еще в 1946 г. Велико-Тырновского митрополита Софрония обвинили в выступлениях против Отечественного фронта, критике Сталина и советской системы. В подобном обвиняли также Старо-Загорского митрополита Климента и Доростоло-Червенского Михаила. Тяжелую утрату Болгарская Церковь понесла в результате убийства 7 ноября 1947 г. лишенным сана священником Ильей Стаменовым (известным в округе в качестве осведомителя) митрополита Неврокопского Бориса (Разумова). При этом еще в конце 1944 г. Стаменов был приговорен за содействие немцам и выдачу партизан к расстрелу, но каким-то образом избежал казни и находился на свободе. Владыка Борис был известен как русофил, в частности, после войны он выступил с предложением заселить Рильский монастырь русскими насельниками, чтобы поднять монашескую жизнь на высокий уровень. В качестве секретаря Синода митрополит попытался на практике осуществить этот план, но это было враждебно воспринято властью и частью архиереев. В одном из своих писем в Московскую Патриархию протоиерей Всеволод Шпиллер отмечал: «Опыт м. Бориса Неврокопского вызвал в Синоде целую бурю, и “русофильство” м. Бориса стоило ему тогда очень дорого»[520].
За месяц до своей мученической кончины митрополит Борис написал в Священный Синод письмо, в котором жаловался на произвол коммунистов в его епархии. Владыка был объявлен органами власти врагом, против него развернули клеветническую компанию в прессе, в частности, в газете «Работническо дело» опубликовали статью под названием «Один недостойный служитель Болгарской Православной Церкви». С апреля 1948 г. по 1 января 1949 г. под предлогом обвинения в финансовых нарушениях содержался под арестом митрополит Ловчанский Филарет. Репрессий не избежал и самый авторитетный болгарский иерарх в межвоенный период – Видинский митрополит Неофит[521].
Массовая волна антицерковных репрессий конца 1940-х гг. началась с ареста 29 июля 1948 г. почитаемого в народе за нищелюбие и прозорливость настоятеля Рильского монастыря архимандрита Калистрата (Накова), приговоренного через год к 10 годам тюремного заключения, и сопровождалась в основном административными мерами. От нее пострадало около 200 священников, обвиненных в деятельности против Отечественного фронта. Их отстраняли от службы, отправляли в трудовые воспитательные учреждения (лагеря) или выселяли в другую местность вместе с семьями[522]. Этим преследовалась цель поставить под контроль власти все активные церковные кадры. За весь период коммунистической власти в Болгарии Православная Церковь потеряла 120 убитых и 600 репрессированных священнослужителей, значительная часть духовенства прошла через тюрьмы и лагеря[523].
И в этих тяжелых условиях некоторые священнослужители и миряне боролись как чисто церковными средствами, так и через свою периодическую печать, стараясь и в условиях цензуры не оставлять без ответа нападки на веру и Церковь. Особенную активность и бесстрашие в этом плане проявляли редакторы ежемесячного журнала «Духовна культура» – профессор богословского факультета Софийского университета Борис Маринов и Александр Величков[524].
В то же время среди части белого духовенства экзархата появились течения, близкие по своим взглядам с обновленчеством в СССР. Так, протоиерей Всеволод Шпиллер еще в 1946 г. писал в Совет по делам Русской Православной Церкви, что Рильский монастырь превращен в место отдыха туристов. При этом монашество там «просто планомерно и систематически истреблялось», такой вывод отец Всеволод делал в связи с отменой ночных и ранних утренних богослужений, якобы «утомлявших без нужды» братию. Возникали проекты по превращению монастырей в «социально-полезные» учреждения: приюты, больницы, образцовые хозяйства, места отдыха, культурнопросветительные центры и т. п. Монашество «созерцательное» должно было уступить место монашеству «деятельному». Вопрос сближения Церкви с обществом и народом предполагалось решить в смысле приспособления к миру: священство требовало второ– и третьебрачия, в том числе для разводящихся, участия в доходах с монастырей, командировок за границу для специализации, политических прав и организации священнического профсоюза с правом представлять везде, в том числе перед Синодом, профессиональные интересы священства[525].
Одновременно происходило огосударствление церковной жизни, так, например, Союз священников на своем, проходившем 18–20 октября 1949 г. в Софии, XXXI конгрессе принял декларацию об отношении Церкви к правительству Отечественного фронта, в которой говорилось: «Союз будет приобщать свои усилия к силам правительства в деле построения социализма и благоденствия в нашей стране, за построения Царства Божия на земле»[526]. На конгрессе также рассматривались вопросы о второбрачии духовенства, отказе от ношения рясы во внеслужебное время и о новом церковном уставе. В своем письме Патриарху Алексию от 1 ноября того же года отец Всеволод Шпиллер отмечал, что этот конгресс завершил «тянувшееся долгие годы размежевание, с одной стороны, синодальных архиереев (митрополитов) с окружением их во главе с протоиереем Цанковым, с другой – живоцерковнически настроенных священников, группирующихся около руководства священнического профессионального (!) союза»[527]. После завершения работы конгресса делегация его членов и руководителей Союза священников, вдохновленных выступлением на одном из заседаний председателя Софийского городского совета Ивана Пашова, посетила Синод с требованием неотложного решения вопросов о второбрачии духовенства, снятии ряс и о совместном пересмотре проекта нового устава экзархата.
В 1949 г. управлявший русскими приходами в Болгарии архиепископ Серафим (Соболев) поместил в журнале «Църковен вестник» статью, в которой «осудил, как неканонические, притязания Союза священников на умаление власти Синода и на внедрение второбрачия, предостерегая от “живоцерковнических” ошибок и сползания в экуменизм». В ответ в журнале «Народен пастир» (№ 40 от 21 декабря 1949 г.) была опубликована статья священника Николая Загарова, который писал: «… мы совершенно не обязаны подражать тем обычаям жизни Русской Церкви, которые для нашего духовенства являются уже анахронизмом, так как объединенное болгарское духовенство, благодаря своему союзу, чего русское духовенство еще не имеет, подняло свое общественно-церковное сознание до такой степени, что может претендовать на свои законные права равноправного члена в управлении и жизни Церкви, а не может быть только раболепно настроенной массой. В этом именно смысле мы безбоязненно заявляем и сейчас, что ничто не препятствует русскому духовенству поучиться у нашего»[528].
Интересная, хотя и очень односторонняя характеристика ситуации в Болгарской Церкви уже после отстранения от управления экзарха Стефана содержится в письме архиепископа Серафима (Соболева) Московскому Патриарху Алексию I от 26 апреля 1949 г.: «Все митрополиты являются решительными последователями экуменизма как до Московского совещания, так и после него… если экуменическое разложение будет идти и впредь такими же шагами, то недалек тот день, когда вожди Болгарской Церкви приведут ее на радость врагов Православия к полному духовному единению с создавшимся на Западе религиозным единством, которое в лице экуменизма ставит своею задачею поглощение всех поместных Православных Церквей и образование единой Вселенской, только не православной, а экуменической, т. е. еретической и масонской Церкви, в чем и состоит сущность экуменизма.
В экуменическом направлении болгарских иерархов, в их явном попустительстве экуменической деятельности профессоров богословского факультета и в его отрицательном отношении к Православию надо искать одну из главных причин возникновения здесь великого зла – Священнического союза. Последний стремится уничтожить власть епископата в лице Синода, быть главным распорядителем всего церковного имущества, допустить женатый епископат и двубрачие духовенства, а в конце концов – образовать в Болгарии живую, или обновленческую, Церковь, как это было в России, в целях уничтожения канонов и догматов и всей Православной Церкви. Надо всегда помнить, что болгарские священники сплошь и рядом являются питомцами Софийского – враждебного Православной Церкви – богословского факультета. И вполне естественно, что Священнический союз отражает в себе всю противоцерковность и антиканоничность сего факультета».
По мнению владыки Серафима, необходимо было предпринять «какое-то высшее вмешательство для оздоровления Болгарской Церкви. включить в число митрополитов Болгарской Церкви таких иерархов, которые отличались бы преданностью Православной Церкви и могли бы вести борьбу с экуменизмом. Такими стойкими борцами за св. Православие являются епископ Парфений, архимандрит Мефодий и архимандрит Серафим, самый лучший мой ученик. Этих трех лиц и следовало бы теперь же сделать митрополитами. Причем на еп. Парфения надо возложить временное исполнение обязанностей председателя Синода. Он, как непоколебимый в православии, поведет Болгарскую Церковь противоэкуменическим путем. Митрополитов же Паисия, Кирилла, Иосифа и Филарета, совершенно беспринципного, самого худшего из всех болгарских иерархов, удалить на покой. Разумеется, хотя и постепенно, но надо, за исключением проф. Маринова, удалить из богосл. факультета всех его профессоров и заменить их новыми из среды преподавателей болгарских духовных семинарий, преданных православной вере. О. же Цанкова и Дюльгерова надо уволить из профессоров богословского факультета в первую голову»[529].
Пересылая 11 июня 1949 г. копию письма архиепископа в МИД СССР, Г.Г. Карпов намечал обширный план действий по «ослаблению рядов экуменистов». В частности, предлагалось организовать кампанию против названных в письме архиепископа Серафима митрополитов (за исключением владыки Кирилла) как «реакционеров, которые своей деятельностью хотят поссорить духовенство и верующих болгар с Русской Православной Церковью и русским народом». Ввод в Синод новых митрополитов планировалось проводить «осторожно, постепенно и при посредстве нынешнего главы Церкви митрополита Паисия. Через него же следует удалить из Синода митрополитов Иосифа и Филарета». При этом отмечалось, что «удаление митрополита Паисия вряд ли тактически будет верно, не поссорив его предварительно с Цанковым Стефаном, с которым он связан личной дружбой»[530].
2 сентября 1949 г. по запросу МИД в Совете по делам Русской Православной Церкви были подготовлены предложения по «оздоровлению положения» в Болгарской Церкви: «1. Постепенное отстранение и удаление наиболее реакционных митрополитов и епископов из состава Синода и епархий. 2. Подготовка нового епископата из числа монашествующих и белого духовенства (вдовые священники) – сторонников Отечественного Фронта. Замена ими вакантных епископских кафедр или назначение викариями к митрополитам. 3. К опубликованию Синодом официальной декларации об отношении к правительству Отечественного Фронта и его политике. Декларация связала бы церковную верхушку и налагала бы на подписавших ее соответствующие обязательства. Это тем более необходимо, что за декларацию б. экзарха Стефана митрополиты не считают себя ответственными. Возможный отказ отдельных иерархов мог бы явиться поводом для их устранения. 4. Ввести единоначалие в Церкви, решив вопрос о патриаршестве, подобрав соответствующего кандидата на этот пост. Пополняя Синод приемлемыми кандидатами, превратить его в совещательный орган при Патриархе. 5. Деятельность Союза священников требует постоянного наблюдения и направления в сторону укрепления народно-демократического государства и борьбы за мир против поджигателей новой войны»[531].
Однако из этого плана мало что получилось. Организатором и фактическим руководителем деятельности Союза священников были сами болгарские власти. Кроме того, они нередко поддерживали модернистски настроенных архиереев, а не духовных детей архиепископа Серафима (Соболева), в частности, не допустили назначения епископа Парфения (Стоматова) на митрополичью Сливенскую кафедру. Всю свою жизнь этот архиерей оставался викарным епископом.
24 февраля 1949 г. Великое Народное собрание приняло направленный против всех конфессий Болгарии и существенно ущемлявший права верующих закон об исповеданиях. В его 3-й статье Болгарская Православная Церковь признавалась «традиционным вероисповеданием болгарского народа», связанным с его историей, и указывалось, что «по форме, по содержанию и духу она может быть народной демократической Церковью». Несмотря на это, закон фактически запрещал Церкви оказывать влияние на молодежь и заниматься благотворительностью: в 21-й статье говорилось, что обучение детей является исключительной компетенцией государства без всякого вмешательства Церкви, а в 22-й статье запрещалась любая религиозная благотворительная деятельность. При этом, правда, Болгарская Церковь (в отличие от ситуации в СССР) сохранила право собственности на землю, церковные здания и некоторое другое имущество, периодически получала от государства денежные субсидии на содержание духовенства, ей предоставили монополию на изготовление свечей, и священнослужители не привлекались к уплате подоходного налога[532].
Вскоре после принятия закона новый глава дирекции вероисповеданий Павел Вылчев Тагаров (в 1941–1944 гг. бывший узником концлагеря, а в 1945–1948 гг. послом в Польше) встретился с митрополитом Паисием и потребовал от него согласования деятельности Болгарской Церкви с правительственной политикой, в частности с отстранением ряда служителей Церкви, которых власти считали «реакционерами», и разработкой нового устава. Однако владыка Паисий занял жесткую позицию. Летом 1949 г., уже после смерти Г. Димитрова, отношения государственных властей с руководством Болгарской Православной Церкви резко обострились. Министерство внутренних дел (в состав которого входила служба государственной безопасности), считая Церковь «одним из главных гнезд реакции», разработало программу ее «демократизации», предусматривавшую чистки среди духовенства и смену церковного руководства на ключевых постах, архиереев хотели лишить каких-либо иллюзий о возможности независимых от государства действий. В конце июля П. Тагаров потребовал от Синода увольнения его главного секретаря архимандрита Симеона и нескольких других служащих, а также назначения секретарем Синода священника-коммуниста Ивана Караджова. Недовольство властей вызвал и факт поздравления Синодом без ведома правительства «американского ставленника», нового Константинопольского Патриарха Афинагора.
В июле 1949 г. МВД направило секретариату ЦК Болгарской коммунистической партии специальную докладную записку, в которой предлагало: «1. Провести перемены в Синоде. 2. Отстранить от работы Русенско го Михаила, Тырновского Софрония и Видинского Неофита, которые преданны представителям реакции. 3. Необходимо начать применять закон о вероисповедании, для чего необходимо уволить 4–5 человек из числа священников за реакционную деятельность от каждой епархии, согласно действующему закону. 4. Добиться такого положения, чтобы основные должности были в руках правительства ОФ, а именно: главный секретарь Синода, начальник культурно-просветного отделения, начальник церковно-хозяйственного отделения, директор книгоиздательства, редактор газеты “Церковен вестник”, ректора в семинарии и в богословском факультете, игумены Рильского, Бачковского и Троянского монастырей. 5. После этой перемены необходимо внушить Синоду, чтобы он выработал демократический устав и приступил к выборам экзарха или Патриарха, если это необходимо. 6. Если Синод противопоставит по вопросу выработки нового демократического устава, то необходимо использовать конгресс священников, который сможет поднять этот вопрос и даже сможет представить проект устава. 10. Провести ревизию учебной программы и в духовных учебниках и особенное внимание сосредоточить на методах воспитания… 12. По линии органов государственной безопасности обратить внимание и усилить разработку основных лиц и лиц, на которые имеются данные, как на агентов иностранных разведок, которые имеют влияние в Церкви и тормозят ее демократизации»[533].
Проведению этих планов в жизнь помешала международная кампания в защиту религиозной свободы в Болгарии, в частности, вмешательство ООН, поводом для которого послужили аресты и судебные процессы над протестантскими пасторами. В результате Политбюро ЦК Болгарской коммунистической партии 18 августа 1949 г. приняло решение отсрочить «демократизацию» Церкви и ограничить вмешательство силовых структур в церковные дела: «Политбюро считает предложения Министерства внутренних дел по демократизации Болгарской Православной Церкви несвоевременными. В отношениях между государством и Церковью следует руководствоваться решениями Национального совета Отечественного фронта, принятыми по указанию тов. Г. Димитрова. Службы государственной безопасности интересуются вопросами Болгарской Церкви только с согласия Политбюро и под его руководством. Поручить тов. Вл. Поптомову отвечать перед Политбюро за вопросы Церкви. Изучить положение в Церкви и внести в Политбюро соответствующие положения»[534].