О личных беседах экзарха с Г. Димитровым судить трудно, но из письма последнему митрополита Стефана от 7 августа 1945 г. видно, что владыка очень надеялся на провозглашение Болгарской Церкви Патриархатом, сам предполагал стать Патриархом и ссылался на обещание Димитрова, что правительство утвердит устав Болгарского Патриархата[449]. В свою очередь многие руководители Болгарской рабочей партии (коммунистов) недоброжелательно относились к экзарху. Так, член ее Политбюро Т. Костов в радиограмме Г. Димитрову от 30 мая 1945 г. писал: «Работники церковного комитета интересуются, какова точка зрения партии на него и его работу по демократизации Церкви и ограничению прав экзарха, который показывает истинное лицо, как политический интриган, ненавистник коммунистов и англофил». Г. Димитров же так выразил свое впечатление о встрече с митрополитом Стефаном в письме Т. Костову от 13 июля 1945 г.: «Он страшно словоохотлив. Заявил категорично, что свой выбор сделал за коммунистов. Хитрая лиса, но в известные моменты и в известных делах еще может быть полезен»[450]. Это и другие подобные письма показывают, что хотя руководство БРП и относилось к экзарху с недоверием, но при сохранении взаимного интереса дальнейшее сотрудничество с ним было возможно.
Из письма митрополита Стефана Г. Димитрову от 7 августа 1945 г. следует, что владыка взял на себя в Москве некоторые обязательства – обещал поддержку Болгарской Церкви Отечественному фронту на предстоящих выборах в Народное собрание и укрепление отношений с Русской Церковью в русле принципов славянства и Православия. Вскоре после возвращения из СССР, 28–30 июля экзарх собрал в Черепишском монастыре совещание руководителей всех епархий, на котором был обсужден и положительно решен вопрос о поддержке духовенством на ближайших выборах Отечественного фронта. Кроме того, 3–6 августа в Рильском монастыре под председательством экзарха состоялся 14-й Собор православных братств (объединявших 50 тыс. членов), завершившийся единодушным прославлением великой России и выражением горячей поддержки новой власти в лице Отечественного фронта[451].
Вернувшись из трехнедельной поездки в СССР (в ходе которой он побывал в Москве, Ленинграде и Киеве), митрополит Стефан 19 июля выступил с подробным и почти восторженным рассказом о своем путешествии на радио «София», в котором заявил: «Самым характерным из впечатлений о жизни Советского Союза является глубоко отмеченная терпимость к вере. Свобода совести – самый священный закон в созидательной политике Советского Союза. Патриарх Алексий, с достоинством своей авторитетной кафедры и со своими ценными личными качествами встал во главе православного мира»[452]. В этом же выступлении экзарх так охарактеризовал деятельность Совета по делам Русской Православной Церкви и его председателя Г.Г. Карпова: «Этот, без сомнения, большого значения Совет возглавляется высокоинтеллигентным русским общественником Гергием Григорьевичем Карповым, который в ранге министра умело поддерживает гармонию между духовной и гражданской властями, так чтобы Русская Церковь была поднята на завидную высоту. Организатор первой величины господин Карпов вполне достоин своей высокой миссии. Он создает новую эпоху в большом процессе церковного бытия в душах верующего русского народа, вызывая все церковные живительные силы прошлого и настоящего к восстановительной и творческой работе»[453]. Следует отметить, что митрополит Стефан впервые посетил Вселенского Патриарха в Стамбуле только 15 сентября 1945 г., уже после поездки в Москву.
25 июля владыка Стефан отправил послание Патриарху Алексию, а также личное письмо Г.Г. Карпову, в котором отмечал: «Русская Церковь необходима всему православному миру для противовеса политиканствующему католицизму и иссушающему человеческие души протестантизму, могущими быть захватчиками, но не друзьями Советского Союза и славянства. Русской Православной Церкви настало время выдвинуть себя – занять первое, руководящее место в ряду всех Православных Церквей. По нашему разумению, настало время исполниться пророчеству инока Филофея о Москве – Третьем Риме. Позволяю себе. напомнить Вам о нашем деле – о необходимости завершения канонического устройства нашей Церкви, возглавления ее Патриархом. желательно, чтобы это дело, не откладываясь в долгий ящик, разрешилось до юбилея Рильского монастыря, имеющего праздноваться в будущем году»[454]. В ответном письме от 17 августа Патриарх Алексий выразил надежду на скорейшее завершение канонического устройства Болгарской Церкви после снятия с нее схизмы и высказал намерение прибыть в Софию на торжества по случаю интронизации владыки Стефана[455].
Экзарха интересовали и другие формы помощи со стороны Московского Патриархата и советских властей. В письмах Патриарху Алексию от 4 и 6 октября 1945 г. он просил о предоставлении Болгарской Церкви займа в 50 миллионов рублей для восстановления разрушенных англо-американскими бомбардировками в Софии церковных зданий, возможности направлять болгарских студентов в духовные учебные заведения Московского Патриархата, а также спрашивал об отношении Патриарха и Совета по делам Русской Православной Церкви к экуменическому движению, сообщая о получении от архиепископа Кентерберийского и председателя Всемирного межцерковного совета писем «о необходимости согласованного действия всех церквей в деле создания прочного и долгого мира». В новом письме Г.Г. Карпову от 6 октября владыка Стефан опять напоминал о необходимости предоставления беспроцентного долгосрочного (на 10 лет) займа[456].
В свою очередь, в ноябре 1945 г. Болгарская Православная Церковь активно поддержала Отечественный фронт на выборах в Народное собрание, внеся заметный вклад в его победу. В это же время митрополит Стефан пригласил Московского Первосвятителя на торжества по случаю 1000-летия преставления прп. Иоанна Рильского в мае 1946 г. и опубликовал статью «Благословение святого апостола Андрея Первозванного русскому народу» в журнале «Духовна культура», в связи с чем Патриарх Алексий в письме от 12 января 1946 г. выразил экзарху признательность за «прекрасные чувства к русскому народу и нашей Русской Церкви»[457].
23 января Патриарх Алексий написал Г.Г. Карпову о необходимости определить позицию Московской Патриархии к экуменическому движению и, в частности, использовать «посещение Болгарии для выяснения через экзарха Стефана вопроса об установлении единого отношения православных, главным образом славянских Церквей, к принятию того или иного участия в экуменическом движении. Совещания в Болгарии об экуменическом движении производятся под знаком положительного или отрицательного отношения к участию в экуменическом движении в зависимости от результатов переговоров Патриаршей комиссии с Англиканской Церковью»[458].
В письме Л.П. Берии (с которым также ознакомился И.В. Сталин) от 29 апреля 1946 г. Г.Г. Карпов писал, что митрополит Стефан пригласил его и Патриарха Алексия на торжества по случаю 1000-летия преставления прп. Иоанна Рильского, надеясь, что Московский Первосвятитель во время этой поездки проведет интронизацию экзарха в Патриархи Болгарской Церкви. Карпов предлагал: разрешить делегации Московского Патриархата выехать 18 мая в Болгарию, «не возражать против интронизации Патриархом Алексием митрополита Стефана в Патриархи Болгарской Церкви, если этот вопрос там будет поднят и решен болгарским правительством», воздержаться от поездки самого Карпова и предоставить заем Болгарской Церкви в сумме не более 30 миллионов левов (около 1,5 миллионов рублей), «якобы от Русской Православной Церкви». Эти предложения были одобрены, причем Сталин пометил на полях: «Наоборот, можно и больше 30 млн лев». (13 мая 1947 г. советское правительство санкционировало выделение через Московскую Патриархию займа в 30 миллионов левов (555 тыс. инвалютных рублей), которые через несколько месяцев передали экзарху через специально командированного в Москву архимандрита Мефодия[459]).
Следует отметить, что материальная помощь Болгарской Церкви лишь по форме носила характер займа, фактически же речь шла о прямом финансировании, поскольку вернуть эти деньги у экзархата в то время не было никакой возможности. Служивший тогда в Софии протопресвитер Георгий Шавельский в своих воспоминаниях довольно едко отмечал, что возвращать эти деньги Болгарская Церковь будет «на том свете угольками»[460].
Весной 1946 г. Совет по делам Русской Православной Церкви еще полагал, что Московской Патриархии необходимо включиться в экуменическое движение, однако вскоре его позиция изменилась на прямо противоположную.
В мае 1946 г. Болгарская Церковь сумела организовать грандиозное чествование 1000-летия преставления прп. Иоанна Рильского и основания Рильского монастыря, на котором присутствовала и делегация Московского Патриархата из пяти человек во главе с Патриархом Алексием (в ходе своего визита с 20 мая по 3 июня делегация также посетила Софию и другие города Болгарии). Все члены делегации были награждены орденами святого Александра Невского и «За гражданские заслуги» разных степеней. В это время митрополит Стефан подтвердил, что он «всецело ориентируется на Восток, на великий могучий Советский Союз, на Русскую Церковь и Патриарха Алексия»[461].
Была также достигнута договоренность о том, что Болгарская Церковь не будет одна, без согласования с Московской Патриархией принимать участие в экуменическом движении. Правда, Болгарский Синод, без участия заболевшего экзарха, 27 марта 1947 г., заслушав послание Константинопольского Патриарха Максима, принял решение участвовать в подготовительных конференциях и Всемирном съезде этого движения 1947–1948 гг. В апреле 1947 г. при Синоде был организован экуменический комитет в составе: почетный председатель – экзарх Стефан, председатель – митрополит Паисий, секретарь – протопресвитер Стефан Цанков и два члена – Николай Алексиев (бывший секретарь отделения «ИМКА» в Болгарии) и архимандрит Иосиф. В мае 1947 г. была направлена делегация Болгарской Церкви из 18 человек на конгресс «ИМКА» в Осло. В печатном органе Синода газете «Церковный вестник» неоднократно публиковались статьи настоятеля софийского собора св. кн. Александра Невского протопресвитера Стефана Цанкова об идеях и задачах организации «ИМКА» и т. д.[462]
Всенародная демонстрация любви к Церкви в ходе чествования 1000-летия преставления прп. Иоанна Рильского вызвала открытое раздражение властей, и ставший к тому времени премьер-министром Г. Димитров в своей речи в Рильском монастыре 26 мая 1946 г. фактически пригрозил Болгарской Православной Церкви репрессиями, подобными советским[463]. Призвав к созданию «подлинно народной, республиканской прогрессивной Церкви» и объясняя причины гонений на Русскую Православную Церковь в Советской России «контрреволюционной деятельностью» прежнего церковного руководства, Г. Димитров охарактеризовал некоторых членов Болгарского Синода как «честных людей, но с закостенелыми мозгами и крайне консервативными взглядами». Подобные заявления были встречены частью болгарского духовенства с раздражением и испугом[464]. А 29 мая на обеде у экзарха, в присутствии Патриарха Алексия, Г. Димитров заявил, что постановка вопроса о Патриархии в Болгарии несвоевременна. В этих условиях интронизация владыки Стефана не состоялась, что вызвало у него сильное негодование и обиду.
12 декабря 1946 г. митрополит Стефан встречался с приехавшим в Софию митрополитом Крутицким и Коломенским Николаем (Ярушевичем). В ходе этой беседы экзарх говорил: «Моя ориентация на Восток, на великий и могучий Советский Союз, на Русскую Церковь, на Патриарха Алексия – неизменны и непоколебимы. Тут, в Софии, кое-кто меня заподозрил в интимных сношениях с англичанами и в симпатиях к ним. Нет и нет! Моей души там не было и не будет!.. В экуменическом движении нам, православным, нужно быть только наблюдателями, не больше. Это движение – не наше, не православное. Задержалось дело о моем патриаршестве. Конечно, главе древней Болгарской Церкви надо быть Патриархом. Но Димитров посоветовал пока не торопиться с этим. Затем он хочет, чтобы я получил интронизацию в Патриархи от руки Московского Патриарха, и говорит, что лучше для этого мне съездить в Москву, там получить Патриаршество и вернуться в Болгарию готовым Патриархом, чтобы сразу потушить все возражения тех церковников наших, которые носят глухую оппозицию ко мне. Так что сейчас дело за Московским Патриархом. Ему принадлежит инициатива в этом деле. Когда он скажет Димитрову, что уже пора возглавить Болгарскую Церковь Патриархом, тогда это и произойдет. Я мечтаю у нас, на Шипке, создать духовную академию для студентов всех Православных Церквей. Это будет исключительным образом служить делу тесного контакта всех Православных Церквей. Я ношусь с этой мыслью». Однако в тот же день генерал-полковник С.С. Бирюзов заявил Владыке Николаю: «Мы считаем Стефана хитрым, неискренним, двурушником. Он все время оглядывается на Запад, принимает у себя каких-то оттуда людей, имеет переписку с Западом. У нас о нем плохое мнение»[465].
В 1947 г., заручившись поддержкой начальника отдела внешней политики ЦК ВКП(б) М.А. Суслова, болгарская партийная делегация была принята Г.Г. Карповым, который дал обстоятельные ответы на вопросы: из чего складывается доходность Церкви; получает ли Церковь какие-либо субсидии от государства; каковы структура и функции Совета по делам Русской Православной Церкви; каковы отношения Совета и его уполномоченных на местах с Патриархом и духовенством? Со своей стороны члены болгарской делегации сообщили, что церковными делами в Болгарии занимается департамент по делам культов при Министерстве иностранных дел, и функции этого департамента «очень схожи с функциями Совета», возглавляемого Карповым[466].
15 июня 1947 г. на приеме у премьер-министра Г.М. Димитрова члены Священного Синода во главе с экзархом одобрили внешнюю политику правительства и выразили пожелание, чтобы все духовенство поддержало его деятельность[467].
В тот период митрополит Стефан пытался активно участвовать в политических событиях, используя связи с крестьянской партией БЗНС и экуменическим движением для осуществления своих взглядов о месте в послевоенном обществе Болгарской Церкви, которую он видел сильной, независимой и равноправной с государством. Однако это очень расходилось с политикой самого государства. Заручившись поддержкой Болгарской Церкви в вопросе объявления Болгарии республикой (на референдуме в сентябре 1946 г. 92,7 % населения проголосовало за ликвидацию монархии и провозглашение республики, а малолетний царь Симеон II и царица Иоанна были высланы из страны) и получив абсолютное большинство на выборах в Народное собрание, коммунистические власти уже в опубликованном 4 октября 1946 г. проекте новой конституции объявили об отделении Церкви от государства[468].
Вскоре стало ясно, что надежды митрополита Стефана на взаимное проникновение и слияние славянства и Православия с коммунистической властью являются утопией. Тоталитарное государство не могло допустить такой влиятельной соперницы, как Церковь, в своем стремлении идейно подчинить себе всех граждан. К 1947 г. в школах и гимназиях полностью прекратилось преподавание Закона Божия, в печати началась атеистическая пропаганда, Болгарский экзархат был лишен своих земельных наделов и основной части финансовых средств, священнослужители начали подвергаться гонениям со стороны властей. Законом 1947 г. Болгарской Церкви запретили заниматься благотворительной деятельностью, а с принятием в декабре того же года Великим Народным собранием новой конституции Церковь была отделена от государства[469].
При этом, правда, законодательно определялось наказание вплоть до года тюремного заключения для всякого, кто силой или угрозами препятствует гражданам или религиозным объединениям свободно практиковать свою веру, совершать религиозные обряды или отправлять богослужения. Православная Церковь стала считаться носительницей «традиционного вероисповедания болгарского народа» и «демократической народной Церковью»[470]. Однако вся ее общественная деятельность была резко ограничена. В результате Православная Церковь стала быстро терять свое значительное влияние на широкие слои общества, которое пронесла через века османского владычества.
Впрочем, первые трения и конфликты с новой властью начались еще в конце 1944 – начале 1945 гг. Так, 3 ноября 1944 г. Синод отправил министру пропаганды письмо с протестом по поводу передач на радио «София», порочащих болгарских священнослужителей[471]. В это же время здания Софийской и Пловдивской духовных семинарий оказались заняты советскими и болгарскими войсками, при этом Софийская семинария св. Иоанна Рильского оставалась в Черепишском монастыре с 1944 по 1991 гг., а Пловдивская семинария свв. Кирилла и Мефодия вообще была закрыта с 1948 по 1990 гг.