– Да что с вами стряслось? – спросил мистер Уорбуртон.
–
– При каждой встрече – ну, это преувеличение! – сказал мистер Уорбуртон. – На самом-то деле такая возможность мне предоставляется очень редко. Но если вам это действительно не нравится, если вы говорите правду…
– Конечно, мне это не нравится. И вы это прекрасно знаете!
– Ну и хорошо. И не будем больше об этом… – добродушно заявил мистер Уорбуртон. – Присаживайтесь и давайте сменим тему разговора.
Вероятно, самая главная характерная черта мистера Уорбортона состояла в том, что стыд у него отсутствовал напрочь. Предприняв неудачную попытку соблазнить Дороти, он вполне готов был продолжить разговор в таком тоне, будто ничего не произошло.
– Я сейчас же ухожу домой, – сказала Дороти. – Больше оставаться здесь я не могу.
– Какие глупости! Садитесь и забудьте об этом. Поговорим о морали в теологии, об архитектуре соборов, об уроках приготовления пищи в клубе «Наставник девиц», в общем, о чём вы только захотите. Подумайте, каково будет мне, если вы покинете меня в столь ранний час, и я останусь один-одинёшенек.
Однако Дороти настаивала на своём, и завязался спор. Даже если бы в намерения мистера Уорбуртона и не входило склонить её к близости (какие бы обещания он ни давал, через несколько минут он мог бы всё начать снова, стоило ей только остаться), он стал бы уговаривать её остаться, ибо, как и все ведущие праздный образ жизни люди, он испытывал ужас при мысли о том, что нужно ложиться спать, и не имел представления о ценности времени. Если ему позволить, он готов бы был разговаривать до трёх-четырех утра. Даже когда Дороти, в конце концов вырвалась из его дома, он продолжал идти подле неё по залитой лунным светом дорожке, безостановочно говоря, причём с таким тёплым юмором, что Дороти не могла больше на него злиться.
– Завтра я уезжаю прямо с утра, – сказал он Дороти, когда они дошли до ворот. – Беру машину до города, забираю детей – ты знаешь, этих моих внебрачных сорванцов – и на следующий день мы едем во Францию. Пока не знаю, куда мы после этого направимся. В Восточную Европу, возможно, в Прагу, в Бухарест.
– Как здорово! – сказала Дороти.
С ловкостью, неожиданной для такого большого и полного мужчины, он перегнал Дороти и оказался между ней и воротами.
– Меня не будет месяцев шесть, а то и больше, – сказал он. – А перед таким долгим расставанием разрешения на прощальный поцелуй не спрашивают.
Не успела она понять, что он делает, как мистер Уорбуртон обхватил её обеими руками и притянул к себе. Она отпрянула – слишком поздно! Он поцеловал её в щёку, и поцеловал бы и в губы, если б она вовремя не отвернулась. Она билась в его объятьях, отчаянно, но какие-то время – беспомощно.
– О, отпустите меня, – кричала она. – Отпустите же меня!
– Я же вас предупредил, – заметил мистер Уорбуртон с легкостью её удерживая, – что я не хочу вас отпускать.
– Но мы же стоим прямо перед окном миссис Семприлл! Она наверняка нас видит!
– О, Боже, и правда! – сказал мистер Уорбуртон. – Как же я об этом забыл?!
Под большим впечатлением от этого довода, чем от какого-либо иного, он выпустил Дороти. Она быстро выскочила за ворота и, закрыв их, встала по другую сторону. Он тем временем внимательно рассматривал окна миссис Семприлл.
– Света нигде не видно, – сказал он в конце концов. – Будем надеяться, что нам повезло, и старая карга нас не увидела.