Я не очень-то понимаю, отчего он называет Бога «вечным холостяком»[1323]. Маршал Бриссак называл его «тот дворянин свыше»[1324]. Генри[1325] привезет Вам третий том о России[1326]. Недурно, господин герцог д’Аренберг[1327]. «Все ясно». Вы заявляете через газету о 13 миллионах 300 и скольких еще там тысячах 347 флоринах убытков. Неслыханно. Неужто он хочет, чтобы Священная империя возместила ему доходы от его владений в Нидерландах, что составляет немногим более половину сей суммы, прибавив 5 процентов?
Любезнейший Поццо, обратите на меня свой прекрасный взор. Умерьте горящий в нем огонь той радостью, что Вы испытываете от моей радости видеть Вас вновь. А тем временем пусть принцесса де Линь[1328] заведет привычку разводить жаркий огонь, закрывать двери, балкон и окна. Разложите шаткий переносной диван. Поставьте ее кресло посреди гостиной, дабы она оказалась в центре беседы. Пусть Стюарт[1329] подойдет поближе. Пусть Фефе[1330] поднимет свой хорошенький носик от рукоделия, а Флора[1331] споет. Научите мою жену раскладывать новый пасьянс. Он ей не нужен в моем обществе, но необходим в Вашем, дабы Вы могли явить зловредность и посоветовать другую карту вместо нужной. И не забывайте ни за что обо мне, добрейшая Вы моя душа. Вы польстите мне этим, ибо уважение к Вам растет и превышает то, кое оказывают министру финансов.
Проявите уважение и ко мне. Я буду прадедом бургграфовых внуков[1332].
Помните ли Вы об одном протеже, должнике и узнике д’Эчепара, который служил то адъютантом тому, то помощником на кухне другому? Так вот, бедняга Септанвиль[1333] скончался вчера в Духцове. Уж не знаю, станет ли русский двор носить по нему траур, как носил по господину Фонтбрюну или Фонбрюну[1334], ибо о его смерти нет даже верных сведений.
Принц де Линь К. Поццо ди Борго, Теплице, 6 октября [1804 г.][1335]
Льдам Невы никогда не охладить Везувий Вашего сердца и Вашего разума, любезный друг мой. Лава лишь слегка застынет, но по Вашем возвращении в розовый домик потечет скорее прежнего.
Вы узрите множество людей слегка остроумных, чрезвычайно лукавых и почти любезных и еще таких, что на них не похожи и весьма заурядны.
Вы узрите остатки былых дел великой жены[1336], коя ведала прекрасно, что подобная держава нуждается в небылицах и чародействе, а без них она лишь скелет исполинский. Она умела придать ему дородности и для нужд сих употребляла мифотворца Потемкина. Оба они полюбили бы Вас безумно.
Надеюсь[1337] я, что не распознают Вас достаточно, дабы полюбить или возненавидеть. Первого Вы достойны за Ваше приятное обхождение, а второго удостоиться можете от черни, кою оскорбляют великодушие и благородство. Свет нынешний только на том и стоит. Станут ли сильно бахвалиться в Вашем краю? Узрим ли мы с тех гор, как «мышь смешная родится»[1338]?
Кто захочет свершить громкое дело, должен говорить о нем тихо. А иначе всем и обо всем станет известно. Собака не лает, прежде чем укусить, так и нам не следует предупреждать иноземного посла и отдавать при нем приказания генералу, чтобы войска на границе выступали.
Возвращайтесь же скорее, не забывайте о басне про двух голубей[1339]. Я тот, что странствовать не любит. А Вы в сети не попадетесь, но вернетесь ко мне хромой через три-четыре дня, упав с саней.
Мне хочется видеть сей прекрасный черный взор и белые зубы, что освещают мне гостиную, когда свечка над рукоделием госпожи де Линь уж потухнет. Что же, любезный друг мой, берегите себя, дабы вдруг не испустить дух и вернуться в теле и при деле. Сердце мое выскочит из груди от радости, когда увижу Вас вновь.
Кристина[1340] повторяет Вам то же самое[1341].
Граф Андрей Кириллович Разумовский (1752–1836)
Красавец, щеголь, меценат. Получил превосходное домашнее образование, затем учился в Страсбургском университете. Морской офицер, участвовал в Чесменском бою. Посол в Неаполе (назначен в 1777, 1779–1785), Копенгагене (1784), Стокгольме (1785–1788), Вене (в 1790 г. при Д. М. Голицыне, 1791–1799, 1801–1807). Светлейший князь (1815). Был женат на австрийской графине Марии-Елизавете (Марии Осиповне) фон Тун-Гогенштейн (1764–1806)[1342], а после ее кончины на ее соотечественнице Константине-Доменике (Константине Иосифовне) фон Тюргейм (1785–1867). Его дворец в Вене «был настоящим „храмом искусств“, где царил Канова и другие первоклассные художники; его библиотека и оранжереи поражали всякого своим богатством. Он был другом Гайдна и Бетховена и сам хорошо играл на скрипке»[1343]. Незадолго до смерти перешел в католичество, умер в Вене[1344].
Линь хорошо знал невестку посла, Терезу Елизавету Разумовскую, вторую жену графа Г. К. Разумовского, посвящал ей стихи, вспоминал о ней в мемуарах.
Через А. К. Разумовского по дипломатическим каналам шла переписка между Линем и Екатериной IІ[1345]. Принц де Линь, вышедший из фавора в Петербурге и Вене, стремился вернуться в большую политику. В нарочито шутливом и даже отчасти ерническом стиле он писал графу Разумовскому о поддержке армии принца Конде, о плане совместных военных действий Австрии, Пруссии, Англии, России и Швеции против Франции, надеясь, что его голос будет услышан и в Вене, и в Петербурге. Напротив, хвалебный тон рассказа о дуэли графа Зубова скрывал издевку.
Принц де Линь А. К. Разумовскому, Теплице, 9 [августа 1795 г.][1346]
Никогда никто не представлял лучшим образом наилюбезнейшую из государынь, дорогой посол, и ее исполненное доброты письмо обрело новое очарование благодаря Вашему. Она пишет мне[1347], что я не должен объявлять о разрыве и переходить к угрозам, не дождавшись записки с оправданием ее молчания, и о прочих вещах со свойственными ей простотой, добродушием и веселостью, кои Вам известны. Она признает Людовика XVIII и надеется на Вандею.
Водрей[1348] просил меня сообщить новости о нем своей повелительнице, некоей Элизе[1349], которая Вас немного любит и которую я очень люблю; я бы простил ей любовь к французам, туркам и португальцам. Он изрядно устал и дважды опрокинулся в коляске, но готов потерять жизнь во Франции или отдать ее в Англии. Не думаю, что он обратится к господину Питту с просьбой стать крестным отцом его первого ребенка. Невзирая на все сие, он чувствовал себя весьма хорошо. Ваша душка[1350] превзошла себя в изяществе на канапе и в манере говорить всем вновь прибывшим о купальнях и о дорогах. Графиня Пьер[1351] прибыла вчера изрядно больная в портшезе и таким же образом продолжит свой путь до Дрездена вместе с господином де Бомбелем[1352].