— Счастлива жена, у которой такой муж, — заключила Паня словами, означающими верх похвалы.
Вызванный искренне добрыми чувствами, разговор переходил в игру. Но беда в том, что Паня понимала разговор как должно, а Фанас Евтыхович каждое слово принимал по-своему, находя в нем скрытое значение. Потому на следующее утро случился курьез.
Фанас Евтыхович появился на работе в совершенно неподходящем виде: вырядился во все новое, праздничное. Вместо валенок, обваренных автомобильной резиной, в которых он топал по селу в любое время года, обул хромовые, до блеска начищенные сапоги. В сапоги заправил военные галифе защитного цвета, надел голубую сорочку навыпуск, подпоясав ее темным витым пояском. Был чисто выбрит, потому лицо его порозовело и помолодело неузнаваемо. Вот только собачий треух был прежним. Но, правду сказать, и он теперь глядел по-иному: не наползал на глаза, не развешивал уши с замусленными тесемками. Все было подобрано, подвязано, сбито чуть набекрень для лихого достоинства.
Паня, увидя такое преображение, поняла все сразу. Она не единожды слышала от соседок, что у Фанаса «десятой клепки не хватает». Теперь убедилась в этом, что называется, воочию. Склонив голову пониже, опустила глаза, прикрыла рот концом платка, забилась в немом хохоте. Антону же все это показалось труднообъяснимым. Он подошел к троюродному братцу вплотную, уставясь в глаза, спросил:
— Сегодня воскресенье или будний день?
— Кому как! — загадочно ухмыляясь, излишне резко, даже с вызовом ответил Фанас Евтыхович. Отстранив с пути Антона, он приблизился к Пане: — Доброе утречко, Параскева Герасимовна!
— Доброе, доброе, — открыто хохоча, ответила Паня. — Что это вы так вырядились, словно в церковь собрались?
Фанас Евтыхович, слегка наклонясь, разгладил ладонями галифе, чем растревожил нафталиновый дух, хранившийся в складках. Начал иносказательно:
— Наезжал в город. Кое-что прикупил. Дай, думаю, загляну на обратном маршруте, подывлюсь, как там мой колодезь.
Паня понимала, что ни в какой город он не ездил. И что Балябино подворье вовсе не по пути. Сознавая, что он так оперился из-за нее, бог знает как истолковав ее вчерашние слова, пожалела о так далеко зашедшей шутке. Посерьезнев лицом, она озабоченно спросила:
— А как же работа?
Фанас Евтыхович, не раздумывая, выпалил расхожую фразу:
— От работы лошади… — споткнулся на слове «дохнут», считая его грубым и неделикатным, и закончил: — В общем, того… падають!
Антон подошел сзади, взяв за плечо, повернул к себе новоявленного ухажера.
— Будешь рыть или нет?
— Як Паня скажет! — Фанас Евтыхович кривозубо улыбнулся.
Паня, словно в чем-то оправдываясь, принялась подробно объяснять-уговаривать:
— Афанасий Евтыхович, вы добрый и умный человек, у вас славна жинка, послушные дети. Идите домой, переоденьте праздничную одежду и быстренько возвращайтесь обратно, потому что час идет, а работа стоит.
— Ага!.. — протянул Фанас Евтыхович, начав вроде бы протрезвляться. То ли по голосу Пани догадался, то ли по ее виновато-строгому виду. Начал понимать, что не туда заехал. — Тп-ру!.. Стоп! — Добавил, вспомнив поговорку: — «Якщо наше не в лад — мы со своим назад!» — Решительно повернулся и мелкой походкой заторопился со двора.
Когда уселись снедать, Паня, каясь, выложила все Антону. Он сперва хмурился, жалея потерянное время. Но затем, вспомнив, каким петухом Фанас ходил вокруг его жены, утопшей ногами в куче замешанных кизяков, как потряхивал крыльями своего галифе, он поперхнулся от смеха, пролив сыворотку из кувшина.
ebooksa