— А чего ж баба Оляна не пришла? Треба было взять и старуху!
Охрим Тарасович переменил голос:
— Ты не то, не сильно задавайся! — отбросив палку, засучил рукава. — Давай лучше буду относить ведра с землей. Куда ее вываливаешь?
— Вон, аж за дикую сирень.
— По-хозяйски, — вполголоса одобрил отец. — А то посмотришь, другие под себя гайнуют, абы только меньше трудиться. — Его удивила перемена, наблюдаемая во дворе. Еще недавно одичавший и запущенный, с курганом саманного праха посередине, теперь двор вольно расширился. На том месте, где бугрилась развалина, образовалась свежерасчищенная площадка с колодезной скважиной посередине. В глубине двора, ближе к саду, параллельно улице, поднимался из земли аккуратным каменным четырехугольником фундамент новой хаты. Старый колодец засыпан, место заровнено. Нежилой дух ушел со двора еще и потому, что Юраська прибил на некоторых акациях и ближних орехах по скворечнику, поселив здесь таким образом птичий гомон.
Охрим Тарасович поглядел в глубокую темноту нового колодца, протянул изумленно:
— Ого-го!.. — Переведя взгляд на Антона, спросил: — Решили до пупа земли дорыться?
Антон повел плечами:
— Сказано: «Токо тут!»
— Афоня-а-а! — позвал старый Баляба, снова наклонившись над колодцем.
— Аюшки-и-и?..
— Скоро жилу откроешь?
— Зробимо, дядько Охрим, как надо! — заверил категорично Фанас Евтыхович. Глухой его голос доносился из тесной трубы как-то сыро и невнятно. Фанас уже чувствовал хлябь под ногами, но, боясь вспугнуть удачу, не объявлял о ней. Дернув за веревку, он распорядился: — Держите сруб наготове: скоро потребую.
Когда в ведре, поднимаемом из глубины, вместо кусков сизой глины с глянцевито поблескивающими следами лопаты показалась рудая жижа, Охрим Тарасович и Антон обрадованно переглянулись. Отец погрузил кисть руки в ведро и, чувствуя обжигающую стужу, пробежавшую от кончиков пальцев до плечевого сустава, удовлетворенно заключил:
— Вода!
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Восточные ветры — беда этих мест: летом приносят засуху и черную бурю, зимой — колючие холода. Ветры обладают завидным постоянством: если уж задуют, то надолго, и нет им угомону в любое время суток.
Нынешняя зима выдалась на редкость ветреной. Сначала выпали обильные снега. Ровным слоем покрыло озимые хлеба и пахоту, луговое займище и вершины косогоров. Мягкий западный мокродуй гнал и гнал низкие валы туч из-за Кенгесской горы на Новоспасовку, Красное Поле, Деревецкое, Мангуш. Тучи клубились, теснились, сбиваясь в сплошную темно-сизую хмару, сыпали на землю так густо и лапчато, что даже в груди радостно екало.
Но надежда оказалась короткой. Однажды ночью морозно вызвездило, леденисто-стеклянная плашка луны оделась недобрым ореолом. Дворовые псы, гремя цепями, полезли в свои конуры. Ежась, часто зевая, боязно подскуливали, подрагивали всем телом. Тревожно загудели провода, тяжелея под напором леденистых струй. Склоняя тонкие вершины, засвистели пирамидальные тополя, заворошили сучьями раскидистые орехи, затрепетали сухо и звонко стручки-барашки на высоких гледичиях, заскрипели твердые стволы старых акаций. Под окрепшим напором ветра, мелко потрескивая, начали подаваться подточенные шашелем стропила крыш, застучала плохо уложенная черепица. Хлопнула выстрелом сорванная с крючка ставня. Залопотал загнутый лист кровельного железа. Засипела поднятая на воздух и раздираемая в клочья верхушка сенного уклада.
И это бы все не беда, если бы не ножевая поземка. Она-то как раз и страшна. Ищет щели в снежном пласту, подтачивает его, выдувает, гоня снежную пыль до первопопавшейся препоны. Понаметет по-за скирдами кучурганы снега, позанесет дорожные кюветы и яруги, набьет рудоглинные зёвла оврагов, понавалит у обрывов. А степь остается голой. Корчатся на холоде озимые хлеба, курит пылью темная пахота, трескается от морозной стыни почва, губя и разрушая все вокруг, носится над просторами в разбойном гике восточный злодей — ветрюган, и никакой управы на него не найти.
ebooksa