— Сам же просил: поедем, Афоня, ты первейший друг Прочка, поможешь!
— Так не в том же курьез, что просил! Надо суть излагать соответственно.
Слушая велеречивые препирательства кумовьев, Антон посмеивался про себя: «Степанидино вино таки не зря хвалят!» Высоко вскинув густые брови, блестя влажной синевой широко открытых глаз, сказал весело:
— Если разговор пойдет таким манером, то вы скоро и за чубы схватитесь!
— Господи! — взмолилась Оляна Саввишна, глухо постанывая, — затеяли черте-те что: один в лес, другой по дрова!
Пилип Кондратович вскочил с места, достав головой лампочку, — она по-пьяному закачалась, перемещая тени по комнате.
— Бабо Оляно, слухайте! Говорю персонально для вас. — Он опустился на место, облокотился на стол. — Говорю внятно и толково, не обращая внимания на кумовы вылазки. Значь, отпустило нам государство деньги на духовой оркестр. Надо, думаю, их реализовать. Выписали мы сначала две командировки: мне как руководителю учреждения и в помощь приданному Фанасу Евтыховичу. Но нет, прикидываем, вдвоем нам не управиться, надобно взять человека, бывавшего в Москве, иначе заплутаем и дороги, очевидно и ясно, вовсе не найдем. Тут на ловца и зверь — Алеша подвернулся, Грушевой значит. Божится, что изучил матушку-Москву, як свою родную слободу. Особенно много балакает про Красные ворота, там и метро, говорит, так же называется — Красные ворота. Доказывает нам, мне и Фанасу Евтыховичу, что у тех Красных ворот учился в ремесленном, в войну, значит. Даже признался, что утекал домой, но не дали утечь: был пойман на железнодорожной станции Скуратово и отправлен беспересадочным путем до прежнего места.
Фанас Евтыхович, улучив момент, вставил:
— Ты про Васю Совыня, про Васю скажи.
— Охолонь трошки, Фанас, не скачи поперед воза. Оно и до Васи дойдет. Итак едем вчетвером. Василия Совыня брать было не положено — сверх лимиту потому что. Я протестовал. Но Диброва настоял. Возьми, говорит, он согласен ехать на свой кошт, только бы одним гуртом со слободскими. Да, прикатили мы в столицу, стоим на вокзале, а куда двигаться дальше, не ведаем. Тут Вася выходит наперед да и говорит: а не податься ли нам, хлопцы, сначала до адъютанта генеральского? Там узнаем, что и как. Затем и к Гнату Степановичу наведаемся. Стоп, думаю, голова у Васи есть. Пытаю его: адъютантов адрес знаешь? Як же не знать, отвечает. Прошлым летом приезжал генерал на своей машине в слободу, и адъютант при нем состоял. Мы с ним не один графин виноградного раздавили. Дал адрес, заезжай, говорит: Комсомольская, дом два. Тут я и поглядел на Алешку Грушевого. Ну, говорю, следопыт, веди по данному маршруту. Повел он нас… Враг ты мой, где только мы не побывали! Под конец нашли на самой околице города кособокий деревянный домишко, на нем фонарь, на фонаре адрес: «улица Комсомольская, 2». Меня в сомнение ударило: не может высокий офицер в таком забросе жить, не имеет никаких оснований. Однако стучимся. Тут, пытаем, проживает такой-то? Нету, касатики, таких, отвечают, и слыхом не слыхивали… Бабо Оляно, вам понятно? — поинтересовался трезвеющий Сухоручко.
— Понимаю, сынок, понимаю!
Пилип Кондратович продолжал:
— Так что же оказалось? А оказалось опосля то, что есть такой адрес и есть такой человек, но не на улице, куда нас занес нечистый, а на площади Комсомольской, рядом с вокзалом. Генерал журил нас: «Ах, хлопцы, хлопцы. Надо было ехать прямо ко мне, на улицу Горького!» Адъютант тоже смеется: «Зато Москву повидали!..» Гнат Степанович звонит при нас на фабрику чи на завод, где инструменты роблять, на предприятие, одним словом, просит уважить. А затем дает свою машину «ЗИС-110»: гайда, хлопцы, за делом! И адъютант с нами. Он-то как раз во всем и разобрался.
Дремавший до этого Фанас Евтыхович мазнул ладонью по своему небритому побуревшему лицу:
— Ты им про Васю Совыня…
— Василий-то, оказалось, не за музыкой в Москву ехал, свой интерес держал. Автомашина ему нужна была, а вовсе не наши инструменты. Потому я ему командировку не засчитал, признал ее недействительной, и деньги из него вывернули обратно.
— Тю, вывернули! Да у Васи знаешь сколько тыщ лежало в кармане?
— Не проверял.
— Десять тыщ! Ей-бо. Мы с ним ходили по адресу, на Маросейку, шоб машину купить. В магазине же купить нету возможности — страшенная очередь на годы, так мы решили: с рук. Говорят, есть адресок. Там-то и там. Мы с Васей — туда. И Алеша с нами увязался, раз командировочное дело закончено. Заходим к названному лицу. Хозяин просит нас пройти с ним в жестяной гараж, кивает на своего «Москвича». А он же с иголочки, барбос, так боками и высвечивает, что малированный. Бачу, у Васи очи тоже заблестели. «Сколько?» — интересуется. «За одиннадцать отдам, чтоб не торговаться!» Но у Васи-то всего десять. Шо тут робить! Не долго думая, Вася решил прикинуться припадочным и нервнобольным. Грохнулся прямо на землю, ногами сучит: и протезом, и живой; руками елозит, пену пустил изо рта. Хозяин обомлел с перепугу, тащит всех в хату, чтоб не на глазах у людей торговаться. А Вася то отойдет, то опять об пол ударится. Тут мы с Алешей и говорим хозяину: добрый человек, уступи ему тысячу, а то живым до слободы не довезем, скончается по дороге — и нам морока, и тебе грех на душу. На фронте он контуженный и ноги там лишился… Хозяин пошептался в закуте с женой. Объявляет: «Быть по-вашему!»
Для Антона рассказ о покупке машины был новостью. Он спросил:
ebooksa