— Дед, ты все бурчишь? — Антон отстранил Семку, держа ладони на его широких жестких погонах, пригляделся повнимательнее к своему старшему коммунскому товарищу. Он не узнавал его. Когда-то смуглолицый, с густо проступавшим по скулам румянцем, Семка выглядел сейчас выцветшим. Лицо его, по-прежнему широкоскулое, казалось, потеряло и цвет и вид, стало одутловатым, кожа — иссиня-бурой. Под обесцвеченными временем глазами натекают голубоватые мешки, под ясно выбритым подбородком нависает складка, словно у породистого гусака. — Не узнаю! — заключил Антон. — Нет, це не Семка Беловол — старикан какой-то. — Он освободил Семкины плечи, открыл широкие погоны с крупными — по одной — звездами. Перевел взгляд на бело-молочные от седины виски, на светящуюся золотом фуражку, заключил: — Тяжелый чин носишь, важкий!
Охрим Тарасович снова осудил сына:
— Тэ, сказал!.. Шо ты в танковых делах понимаешь? Дывись сюда. — Показал на орденские планки, многорядной пестротой разместившиеся на груди. — По крайней мере видно, что человек не зря ел казенный харч. — Кроме, всего прочего, Охриму Тарасовичу хотелось намекнуть еще и на то обстоятельство, что этот человек, который стоит сейчас генералом, когда-то, в коммунскую бытность, бегал у него подручным возле трактора вместе с Касимкой-татарином, который тоже был танкистом и погиб в войну. Антон только подумал об этом, а Кравец уже вслух признал:
— Ваша школа, Охрим Тарасович. Вы его к технике приучили.
Старик, чтобы скрыть свою довольную гордость, наклонился, защищаясь ладонями, стал раскуривать трубку. Антон широким жестом пригласил всех в дом. Отец запротестовал:
— Така гарна погодка на дворе, а мы будем в хате душиться. Неси стол под шелковицу, там и побалакаем.
Когда Беловол снял фуражку и пристроил ее на суку тутового дерева, Антону показалось, что он еще больше отдалился. От Семкиного густого светло-русого чуба не осталось и следа. За ушами седина, на темени светлый пушок. Передние зубы гостя улыбались непохоже: чистой, ясной, но не своей белизной. Антон, мучительно напрягаясь, старался отыскать в нем хоть что-нибудь от прежнего Семки — и не находил. Беловол, заметив, как пристально всматривается в него младший Баляба, поскучнел глазами:
— Никак не признаешь?
— Никак! — простодушно ответил Антон.
— Так постарел?
— Изменился.
Алексей Кравец царапал сухой веточкой по столу, словно что-то писал. Внимательно разглядывая невидимое письмо, заметил:
— Было от чего измениться.
— Но чтобы так!.. — невольно вырвалось у Антона.
— Видимо, не раз с того света возвращался на землю. — Алексей Кравец поднял глаза на Беловола. — Случалось такое, Семен Данилович?
Генерал криво усмехнулся:
— Что вы, в самом деле, как на поминках!
Охрим Тарасович укоризненно посмотрел на сына:
— Вот репей, прицепился! Годи сомневаться: кажут тебе, что Семка, значит, Семка! А то, что в танке не сгорел, це ж хорошо. Чуешь, каже, от самой границы до Сталинграда держал отход. А после вон куда махнул. — Охрим Тарасович показал трубкой на закат солнца. — До Югославии докатился на своих гусеницах. Це ж токо подумать! От одного железного грохоту можно оглохнуть. А ты все сомневаешься, Фома неверующий. Сам мало хлебнул, что ли?
— Не о том разговор! — отмахнулся Антон.
ebooksa