— Как не о том? — настаивал, раздражаясь, Охрим Тарасович.
— Погоди, отец! — попросил Антон разошедшегося старика и повернулся к генералу: — Ты сюда какими судьбами?
— Ностальгия… Тоска по родным местам. Слыхал про такую болезнь?
— Приходилось.
— Верите, уже не мог без Новоспасовки. Дошел до крайности. И что в ней такого? Глухая слобода в степи. А вот сосет в этом месте… — ткнул себя пальцем под сердце. — Евдокеюшка моя — та совсем извелась.
— Как она, Дуняша? — по-отечески ласково спросил старший Баляба.
— Воюет… Девятерых солдат на свет поставила — молодец к молодцу. Самый старший — уже офицер.
— Вот это я понимаю! — восхитился Охрим Тарасович.
Антон добавил:
— Тебя уже, видать, в дедушки произвели?
— Дослужился! — генерал улыбнулся широко, свободно. В нем на какой-то миг проглянул тот давний простодушный коммунский хлопец Семка Беловол — бывший детдомовец из Красного Поля.
— А не забыл, как хлеб растет? — пошутил Антон.
— Что ты балакаешь! — возмутился отец Антона. — Хиба такое забывается! — защитил он Беловола.
— Не шутка и забыть, — продолжал Антон. — Считай, четверть века не был в родной слободе. А если радио внимательно слушаешь, тем более.
— Что значит радио?.. — Охрим Тарасович вскинул седые кустистые брови.
— Сводки про наши дела, слыхал, как передают? «Тракторный парк отремонтирован на полмесяца раньше прошлогоднего. Сев завершен на неделю раньше прошлогоднего…» И о чем бы ни говорили — все «раньше прошлогоднего». Вот взяли моду! Если подсчитывать ежегодно все эти «раньше прошлогоднего», то получится, что мы уже убежали вперед себя на много лет.
— И Америку давно перегнали? — спросил, смеясь, Кравец.
— Гу-гу!.. Вон она, сзади осталась, еле видно!
— Не гоже ты балакаешь, Антон, — заметил Охрим Тарасович.
— Я здесь ни при чем. Комментаторы так балакают.