Владлен охотно поддержал:
— Загорает старатель! — «Старатель» — излюбленное словцо Владлена Курчавина.
Мичманы, словно по уговору, выбежали на широкое бетонированное шоссе, простирающееся перед Домом офицеров, став на заученные расстояния друг от друга, выбросили левую руку в сторону:
— Экипаж «четверки»!..
— «Двадцать пятая»!..
— ПКЗ первого соединения!..
— Становись!
Густо сыпанули с крыльца на белые плиты проезжей части черные шинели. Минутная суматоха. И вот из хаоса и неразберихи мечущихся людей образованы геометрически четкие линии квадратов и прямоугольников. После перебивающих друг друга мичманских голосов послышались четко выделяющиеся в тишине постреливания на ветру кумачовых полотнищ на фронтоне Дома офицеров. Затем по невидимому знаку тронулись один за одним крытые брезентом трехосные «ЗИЛы», стоявшие у отвесной стены сопки.
— По машинам!
У вытянувшихся цепочкой грузовиков суетливо сломанные шеренги. По ступенькам короткого железного трапа, повисающего на заднем борту, проворно взлетают над бортом черные фигуры.
Юрий сидит на последней скамье последней машины. Он наблюдает за тем, как уменьшается, скрывается за выступом горы крохотная фигурка часового у обелиска, как сгущается над часовым морозный туман, поглощая его окончательно. Березки и кустарники, убегающие по сторонам, по мере отдаления от машины сходятся между собой все ближе, теснее. Сопки тоже сходятся, они наступают на заметно уменьшающийся Снежногорск, закрывают его своими каменными ладонями.
На развилке дорог, ведущих в ближнюю и дальнюю гавани, раскинуты штаб, казармы, мастерские, гаражи. Здания окрашены в желтые тона. Этот яркий цвет создает иллюзию тепла и уюта, которых здесь весьма недостает. Отсюда, с возвышенного места, по левую руку видна бухта. Сейчас — отлив. Он заметен не только по выступающим из воды темным от водорослей валунам. Опытный глаз угадывает его, взглянув на низко просевший плавающий пирс. Человек дальнозоркий сумеет разглядеть на противоположной от пристани отвесной скале деления с цифрами, обозначающими степень убытия.
Широкая проезжая часть, врытые в каменную гору склады и хранилища, добротные, в несколько этажей, постройки.
Вахтенный открыл тяжелые железные ворота, пропустил машины, недовольно бурча. Когда машины остановились и матросы высыпали на асфальт набережной, Юрий позвал Курчавина:
— Владька, держись борт о борт!
— Добро, старатель! Прилипчивый ты, вижу.
Юрий и в самом деле почему-то привязался к Курчавому (так он его называет) да еще к Назару Пазухе, который сегодня не ездил в город, потому что стоял на пирсе, у трапа, ведущего на лодку, — нес службу. Юрий мысленно представил себе худое Назарово лицо, которое еще больше худеет от напускной строгости. Друг ты ему или не друг, но Назар требовательность покажет. Обязательно спросит перед тем, как пустить на корабль:
— Помылся? — и, окинув тебя придирчивым глазом, перепроверит: — А спички оставил на пропускном?
Дело в том, что на лодку иначе и не попадешь, как только после пропускного пункта. Сперва ты должен подняться на второй этаж вон того здания, куда все поднимаются, и помыться в душе. После душа, в раздевалке, открой свой шкафчик и надевай не ту форму, в которой ездил в город, а специальную, для лодки предназначенную: куртка из темно-синего плотного материала и брюки. На нагрудном кармане куртки белилами напечатан номер твоей боевой части, поста и смены. На носах запасных сапог намалеван теми же белилами малый угольник — метка, чтобы не перепутать, в какой обуви надобно посуху ходить, в какой стучать по палубам атомной лодки. Приладив на голову пилотку, торопись на пропускной пост, где тебя проверят на облучение. При выходе из лодки все повторяется.
Назар Пазуха — служака. Он тебя обязательно переспросит. А Владька — нет, не придирается, когда стоит у трапа. Да и зачем эта строгость? Еще не было случая, чтобы кто на лодке хоть сколько-нибудь облучился. И не будет: реактор защищен надежно — какое тут облучение!
ebooksa