Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

Кедрачев-Митрофанов легко сбежал по сходням на пирс, где строем по четыре застыл экипаж атомохода.

— Смирно! Равнение на середину!.. — Дежурный офицер подбежал к командиру, взял под козырек. — Личный состав построен!

После приветствия была подана команда «Вольно». Кедрачев-Митрофанов подозвал командиров боевых частей к себе. Приказал лейтенантам Толоконникову и Козодоеву вести личный состав на тренировки. Сам же с остальными офицерами отправился в учебные классы.

— Погружаться на глубину пятьдесят метров с дифферентом на нос!

— Есть погружаться на глубину…

Всех слегка качнуло.

Кедрачев-Митрофанов подавал команды. Офицеры находились в центральном отсеке, сидели на металлических вертящихся стульчиках, обтянутых кожей. Стульчики намертво прикреплены к палубе, поэтому сидящие на них люди держатся за рукоятки маховиков и других устройств, не ездят по скользкой, резко кренящейся, уходящей из-под ног палубе. Они проворно вращают маховики, наперебой докладывая командиру лодки о выполнении задачи, об устранении той или иной неполадки в собственном заведовании.

Капитан второго ранга Кедрачев-Митрофанов стоит у переборки, взявшись с некоторой небрежностью за белометаллический поручень, слегка расставив ноги для удобства. Он высок, строен, ладен. И, понимая это, слегка любуется собой. Но вид соблюдает строгий.

— Лодка держит глубину с дифферентом десять градусов на корму, — спокойно произнес Кедрачев-Митрофанов. Повысив голос, командует: — Вахтенный офицер, удифферентовать подводную лодку!

— Есть удифферентовать!

Тела офицеров сжимаются в тугой комок мускулов и нервов: сказывается психологическое напряжение. Мысль работает лихорадочно быстро, натренированные руки и механическая память вершат необходимое дело. Корабль, словно живой организм, откликается каждой клеточкой. Включаются помпы, создается перепад давления в магистралях, перекачивается вода из кормовой дифферентной цистерны в носовую. Вахтенный офицер напряженно следит за положением рулей.

— Боцман, горизонтальные рули в плоскость рамы!

— Есть горизонтальные… — Команда повторяется полностью. Сидящий на рулях боцман то и дело докладывает: — Дифферент пять градусов на корму… Три градуса… Два…

— Стоп перегонять!

Перекачивание воды из кормы в нос прекращается. Командир был доволен действиями вахтенного офицера. Дал новую вводную.

С силой качнуло вперед и вправо. У некоторых сидящих поползли ноги по палубе, ища упора. Кедрачев-Митрофанов и незанятые, свободно стоящие офицеры повисли на поручнях обеими руками. Командир лодки, словно утоляя душевную жажду, усложнял и усложнял задачи. Ревниво следя за стрелками секундомера, повторял команды, добиваясь их быстрейшего исполнения. И каждый раз при четком и безукоризненно чистом выравнивании, при выходе корабля из критического положения он, словно мстя кому-то, удовлетворенно приговаривал:

— Вот тебе!.. На тебе!.. Так тебе!..

Понятно, приговаривал не во всеуслышание, а про себя. И все по одному и тому же адресу: перед ним неизменно стоял «дед» — Виктор Устинович Алышев, «дед», которому нет и пятидесяти, седой, даже белый, с густым, жестким ежиком на голове, со щеточкой усов под носом, которые именуются американскими. Командира соединения кличут «дедом» оттого, что он едва ли не самый старый на атомном флоте — молодом флоте во всех отношениях: молодом и по технике, и по вооружению, и главное — людьми. Старикам здесь делать нечего. Заодно заметим, что образование здесь необходимо, как минимум, среднее. И еще добавим: корабли строятся с каждым поколением вместимее, просторнее, автоматика, электроника, кибернетика — сложные замысловатые штуковины — заменяют человека. Грустно, что народу требуется все меньше и меньше, но что поделаешь — век такой. Возможно, наступит час, когда атомными подводными кораблями человек научится управлять, как спутниками, с берега, на огромных расстояниях. Видятся просторные залы с пультами. Командиры лодок с экипажами юных офицеров, сидящих у пультов в тренировочных костюмах, проводят каждый свою лодку в заданных широтах…

Возможно, так будет. Но пока надо присутствовать на корабле лично, бывать с ним и подо льдами, и в тропических водах, дышать его пресным воздухом, не видя солнца, голубизны неба, синевы моря, уставая от замкнутости его стального цилиндра, испытывая на себе все его магнитно-силовые линии, кормясь его хлебом, что в целлофановых пакетах, воблой, запечатанной в высокие жестяные банки… Столько неудобств, столько невзгод! Но почему же все-таки стремится человек на подводный корабль, почему старается пройти неимоверной строгости отбор, только бы зачислили в подплав? Предложи Кедрачеву-Митрофанову и его составу светлый дворец с приборами вместо лодки — вряд ли согласится на такую замену.

Каждому времени — своя романтика.