— Что у них там было, не знаю. «Дед» укатил вскорости. А командир все время ходил насупившись. Я своими ушами слышал, как он кинул старпому: «После ужина заставлю отрабатывать!.. Артисты!» Мабуть, вашей отлучкой недоволен.
Легкая досада ворохнулась в душе Юрия. Радость, пришедшая к нему во время поездки, начала сменяться раздражением. Чувствовал себя в чем-то виноватым, вроде взял что-то лишнее, недозволенное. «Странный человек, — подумал о командире, — то мягкий, все понимающий, матроса особенно не строжит, не допекает, то вдруг начинает болты затягивать. «После ужина заставлю!..» — вспомнилась угроза. — Хорош Кедрач! После ужина своя служба: разводы нарядов, вахт, караулов, личное время, а там и отход ко сну».
Юрий видел плавучую казарму (ПКЗ) — вон она, у соседнего пирса посвечивает иллюминаторами. Там его койка-корытце, приткнутая к переборке просторного кубрика с низким потолком, шумный зал столовой.
Он спустился в лодку. Не успев дойти до своего отсека, услышал, как щелкнуло в трансляторе и голос дежурного приказал:
— Начать малую приборку!
Кедрачев-Митрофанов был горяч и обидчив. Вчерашний разговор с Алышевым угнетал его самолюбие, подмывал на поступок резкий и безрассудный. Но что предпринять, чем доказать «деду» свою правоту, чем утешить себя? Был бы в море на учении или в дальнем походе — другое дело. Вывел бы, скажем, лодку из невозможной каменной ловушки или спас от неминуемого затопления… Да мало ли коварных неожиданностей подстерегает корабль в океане.
Кедрачев-Митрофанов расчесал густые, медного свечения вьющиеся волосы, задумчиво потер расческой переносицу, усеянную конопатинами, — они у него крупные, яркие, этакой невозможной россыпью запятнали все лицо вплоть до бакенбардов. Нос у него широковатый, с мясистой, мальчишеского задора загогулиной на конце. Рот — словно у Петрушки, большой. Улыбнется — уголки губ разъезжаются в полном смысле до ушей. Потому не любит улыбаться, держит лицо в строгости.
У Кедрачева-Митрофанова трое пацанов, о каждом из них говорят: вылитый Кедрач! Густые веснушки усеяли их лица, словно божьи коровки. Глаза у всех круглые, удивленные. Все трое — снежногорцы: здесь родились, бегали в детский сад, один за одним пошли в школу — погодки.
Вчера поздно вечером рассыльный по плавучей казарме пригласил командира лодки к телефону, звонила жена.
— Иваша, за что тебя?
— О чем ты?
— «Дед», сказывают, распекал…
— Откуда донеслось?
— Весь город знает.
— Ну, чертов телеграф!..
И в самом деле, существует на флоте весьма загадочное явление, именуемое женским телеграфом. Кедрачев вспомнил прошлогодний случай. Его вызвали в штаб флота. Командующий собственноручно передал пакет, опечатанный пятью сургучными печатями, приказал:
— Выход назначен на шесть ноль-ноль. В заданной точке вскроете пакет. В нем все о дальнейшем плавании, день и час возвращения.
Когда лодка после многосуточного похода швартовалась у пирса, возле проходной уже гудела густая толпа: жены офицеров и мичманов пришли встречать своих законных супругов, они знали час и место возвращения. Можно было поразиться: откуда такие точные сведения? Кто им мог передать, ведь пакет был вскрыт в далеком квадрате? Совершенно загадочный телеграф!
Командир лодки домой не ездил, ночевал на ПКЗ. Утром, после поднятия флага, проворачивания механизмов, проверки оружия и других дел, раздалась команда:
— Начать работы и занятия по расписанию!
ebooksa