В самом деле, реактор упрятан, что называется, за семью печатями, запросто туда не попасть. Да и не враг же ты сам себе, что будешь к нему соваться.
На первых порах, проходя коридором мимо реакторного устройства, Юрий подбирался весь, холодея телом, даже кожу стягивало на затылке. Ему казалось, что все лучи, какие там есть, просвечивают его насквозь, разрушают ткани и кровь — потому-то он и холодел. Позже посмеивался над своей наивностью, называя себя «новоспасовским боягузом». Робость сменилась любопытством. Его все чаще тянуло заглянуть в специальный иллюминатор и через толстое защитное стекло посмотреть на внешнее верхнее устройство системы. Он замечал разветвления не то труб, не то шлангов, не то кабелей, напоминающих щупальца спрута. Его поражала стерильная чистота, царившая там, внутри.
Однажды он побывал в отсеке, откуда управляют реактором. Посторонним там делать нечего, но он попросился, и его впустили.
Сидя на вращающихся креслах, обтянутых искусственной кожей, офицеры проворачивали переключатели, нажимали кнопки на покатом, вставшем полукругом во все помещение столе и на вертикально поднимающемся над столом щите. Дрожали стрелки приборов, мигали горизонтальные линии, проползали белые червячки непонятных изображений. Временами точила зависть: «Вот бы где сидеть, дураку, а не возиться с торпедами!» Но зависть была недолговременной. Как только заходил в свое заведование, как только начинал работать с самонаводящимися торпедами, забывал про реакторщиков.
Но атомное устройство занимало его всерьез. Он поражался тому, что связка тепловыделяющих элементов, короче ТВЭЛов, подобно волшебным палочкам, способна водить корабль так неограниченно далеко, с такой скоростью и такое длительное время. Дизельные лодки рядом с атомными выглядят доисторическими, малыми, медленно ползающими существами. Само собой ушло опасение быть облученным, потому что знал: если наметится какое-нибудь отклонение, сработает система защиты.
Так всегда: робость нападает от незнания, а осмотришься, освоишься, поймешь — приходит спокойная уверенность. Каждый день он что-то открывал для себя, что-то познавал. Он менялся, становился другим, хотя и не замечал в себе никаких перемен. Вот если бы существовало такое электронное устройство, фиксирующее психологические изменения, наподобие аппарата, которым проверяют тебя при выходе из лодки, оно бы дало показания.
Юрий Баляба и Владлен Курчавин подошли к трапу, поеживаясь.
— Салют Пазухе! — козырнул Владлен.
— Проходь швыдче, не заважай другим!
— Суров старатель!
— А ты думав!..
Юрий тронул Назара Пазуху за плечо.
— Как житуха?
Назар помягчел.
— Чи ты не знаешь, як у Христа… Шо нам, абы не сквозило! — Он потрогал нарукавный знак «рцы», поправил кинжал штыка, висящий у пояса, в кожаном наштычнике. — Приезжал «дед» на своей «Волге», закрылись в каюте с Кедрачом. Разговорчик, видать, был — я тебе дам! — Назар принялся строить домыслы, зачем наведывался на лодку «дед» — командир соединения Алышев, — распекал ли он командира лодки Кедрачева-Митрофанова, капитана второго ранга, хвалил ли?
Разговор действительно был нелегким. Причиной ему послужил сегодняшний дневной концерт, на который только что ездил экипаж. Кедрачев-Митрофанов (между собой его попросту звали Кедрачом) был недоволен отлучкой личного состава в рабочее время. У него, что называется, полетел график занятий и тренировок.
— Где я возьму этот потерянный день? С кем буду отрабатывать аварийные положения?!
Алышев, распорядившийся везти людей на концерт, пытался успокоить его:
— Наверстаем, наверстаем… — Он понимал командира лодки, но такой случай… — В кои-то веки заглянули артисты! Сам был бы рад посмотреть их, да вызвали в штаб на совещание.
Пазуха продолжал рассказывать:
ebooksa