— Я ж кажу: проигрыватели!.. Не то что людя́м — собакам нема покою.
Он выбил на подворье синие шевиотовые брюки, натянул их, узковатые (слежались, что ли?), на себя, достал из сундука дорогие туфли с утиным носом итальянского покроя. Жинка не так давно — да к прошлогоднему маю — купила в городе. Раза два-три всего только и надевал. Еще, помнит Лука, добрая выручка тогда была на бердянском базаре: и картошку жинка возила, и соленые помидоры, и сушку. Оно ж весна, хочется чего-то такого, не пресного. А тут, вот они, кислые помидорчики — аж шипят в рассоле. Ох и хватали люди! А насупротив базару универмаг. Прошел слух, товару подкинули. Подалась жинка с бабами и достала чоловику обновку. Правда, в такой обужке по Новоспасовке особо не разгуляешься, здесь больше чоботы подходят, но на всякий особый момент — пускай лежат. Вот и наступил их час.
Достал Лука свою любимую рубаху — кремовую косоворотку. Гарусным пояском подпоясался так, чтобы китицы на правом боку висели. Пустой глаз прикрыл повязкой черного бархата. Голову покрыл серым полотняным картузом. Словом, как на торжественное собрание принарядился.
Время года раннее: еще бы снег валенками вминать, в крайнем случае жижу чоботами месить, а оно — теплынь, чистое тебе лето. Правда, ветерок с моря потягивает резкий, по плечам прохаживается знобко. Но беда не велика — накинул фуфайку на плечи и шагай смело на любой край слободы.
— Охриму Тарасовичу доброго здоровьичка!
Еще издали приветствует Терновой старшего Балябу, который в полушубке и в валенках стоит по ту сторону забора, держась обеими руками за штакетины.
— Спасибо, Лука. И ты не хворай. Заходь до двору.
— Хто его знает, — притворно замялся Терновой, делая вид, будто куда-то торопится и заходить к Балябам не вкладывается в его расчеты. — Вроде некогда.
— Э, некогда будет и умереть, если так швидко бегать.
— Заботы гоняют.
— Заходь!
— Чи все у вас добре в дому? Чи никто не занедужил?
— Бог милует!
— Славно, славно… А як поживает Антон Охримович? Параскева Герасимовна?
— Весна, Лука. Рази ж ты не знаешь, что в такой час зевать не приходится? Летают, як мухи, туда-сюда: с поля до конторы, из конторы на ферму, с фермы в мастерские — круговорот, иначе говоря. Антон же теперь, шутка ли, всей колхозной техникой заведует, на должности инженера сидит, — не без гордости заметил Охрим Тарасович. — Одних тракторов считать — не перечесть, а сеялки-веялки, триеры-лущильники, комбайны-плуги. Всему глаз надобен, хозяйский присмотр.
— Правда ваша, надо, чтоб голова была на плечах.
— Иначе нельзя!.. — подхватил тонковатым старческим голосом Баляба. — И Пане не сахар. Ферма на руках. А ну-ка, повертись, заведующая! И туда беги, и сюда скачи. Видел, яку машину поставили? Сырую траву скосил, суешь в бункер: она сама сушит, сама сечет, сама мелет. Подставляй мешки, получай зеленую муку! Не чудеса ли?
— Техника, ничего не скажешь… У нас в огородной бригаде тоже прибавилось механизмов.
Баляба перебил собеседника:
— Сажаете что-нибудь, чи рано?
ebooksa