Потаенное судно

22
18
20
22
24
26
28
30

Матросы вышли на поле после вечернего чая, в самое неподотчетное время, и заигрались допоздна. Но никто не хватился, не кинулся искать недостающих в команде людей. А дежурный, видимо, дал отбой без построения на вечернюю поверку. Да мало ли как произошло дело. На площадке забегались, забылись. Никому и в голову не пришло взглянуть на часы. Люди привыкли: раз светит солнце, значит, день на дворе.

«Волга» Алышева затормозила резко, проехалась юзом по песку. Виктор Устинович энергично откинул дверцу, вышел из машины, удивленно уставился на площадку, перекипающую народом. Кроме удивления, похоже, ничего не испытал. На какой-то миг усомнился в своих часах, проследил недоверчиво за красной секундной стрелкой — движется. Приложил руку с часами к уху — идут. Глянул на розовый корж солнца, прилипший к горбу сопки: все правильно, глухое время.

— Старшего ко мне! — и рукой повел, вроде бы что подгребая.

Некоторые опомнились тотчас:

— Салаги, полундра, «дед» чапает!..

Намеревались вильнуть в сторону, скрыться от беды. Но где тут на ровном схоронишься. Иные гнали мяч дальше, не чуя никакой угрозы.

— Кто старший?! — Командир соединения повысил голос.

Площадка оторопела.

— Подойти всем!

Медленно и неохотно продвигались сужающейся гурьбой, переглядывались, выискивая в своих соседях старшего. Каждый считал, что старший не он, и радовался, потому как не ему придется вступать в объяснения. Были среди них люди всяких званий: и старшие матросы, и старшины разных статей. Но фланелевки их вместе с погонами лежали где-то в траве, а растелешенного как опознаешь, кто он? К тому же каждый из них думал примерно так: «Что я буду соваться со своей лычкой или двумя? Наверняка здесь найдутся и такие, у которых целых три лычки, а то и широкий галун поперек погона».

Юрий Баляба стоял ближе всех, заметно выделяясь ростом. К нему и ступил командир соединения.

— Ты заводила?

Алышев назвал его «заводилой» сознательно: командиром или старшиной он его кликнуть не мог — не видел знаков различия. Кроме того, он гнев свой и осуждение постарался высказать данным словом.

Баляба не стал отнекиваться, только оглянулся вокруг. Понял — так и есть, он заваривал кашу: расставлял игроков, отмечал ворота. Значит, ему и расхлебывать.

— С какой лодки?

— Кедрачева-Митрофанова, товарищ капитан первого ранга! — излишне громко отчеканил Юрий, прогоняя оторопь.

— Ага, Кедрачева, Кедрачева… — показалось, с какой-то удовлетворенностью проговорил, растягивая слова, Алышев. У него действительно мелькнула заманчивая мысль: упрекнуть завтра строптивого Кедрача за такой непорядок. Но тут же посчитал желание свое недостойным, мелочным. Разберусь сейчас сам — да и хватит. — Ну и что же вы отрабатываете, какую задачу?..

— Футбол гоняем.

«Подумать только: в такое время, вдали от части… Порядочек на соединении, нечего сказать! — Внутренне подрагивая от возмущения, Алышев старался сдержать себя. Развалистый шрам на лбу все-таки налился густой темнотой, защемил, дурное тепло растеклось по всему лицу. Задергалось веко на левом глазу, перестал на какое-то время видеть. — Недалеко и до беды, дед (сам себя тоже назвал дедом: как же, дома у него внук под столом пешком ходит), наложи стопора, — приказал себе. — Перед тобой молодые ребята, юнцы, за столько времени выдалась славная погодка, светит солнышко. Пусть побегают, попинают мяч. Не часто им выпадает такая удача».

— Зовут-то как?.. Тебя-тебя, не оглядывайся! — спросил уже с доброй улыбкой, успокоенно.