— Выходить будешь, дорогой? — Чиковариани шутит, зная, что командиру покидать корабль не положено.
— Если только ради тебя, Чико! — широко улыбается Кедрачев-Митрофанов.
— Давай, дорогой, поторапливайся. Мои парни на руках внесут тебя ко мне в каюту. Ты мое гостеприимство знаешь!
Кедрачев-Митрофанов перебивает милую сердцу тарабарщинку, скучнеет лицом:
— У тебя все готово?
— Велишь подавать «карету»? — Чиковариани имеет в виду колокол.
— Подавай!
На «Переславле» включены электролебедки. Изнутри огромной грушей выдвигается колокол, удерживаемый стальными тросами. Тросы потравливаются, проходя через блоки. Колокол опускается на глубину. Вслед за ним тянутся шланги, кабели, словно артерии и вены, крайне важные для живого организма.
Внизу, на глубине, его встречают водолазы. Они в настоящее время подобны строителям-монтажникам, которые просят потравливать помалу, а сами, встречая необходимую деталь монтажа, взявшись за нее руками в надежных защитных перчатках, направляют ее так, чтобы она стала в заданное место. Точность требуется ювелирная: чтобы шпунты попали в прорези, чтобы кромка без малейшего перекоса вкруговую легла на резиновую прокладку.
Колокол установлен над выходным люком, схвачен намертво зажимами.
— Готово! — докладывают.
— Добро! — отвечают.
Выход начат. Юрий Баляба, едва не подпирая головой старшину второй статьи Калачева, медленно поднимается по отвесному трапу. Бесконечно длинным сдается путь, точно он идет по лестнице к небу и никак не может неба достигнуть. Но вот и колокол — спасительная капсула. Светловыкрашенный свод над головой, осветительная лампочка вверху, матовая, зарешеченная. Круговое сиденье. Устраивайся потеснее, место нужно другим, прижимайся спиной к корпусу кабины-груши. Сейчас устроится первая партия (еще много будет спусков-подъемов), в которой находятся также и Пазуха, и Курчавин, задраят нижний люк, отдадут зажимы и стопора — и колокол пойдет вверх.
— Вира помалу!
Снова ловишь себя на мысли: как много схожести между подводником и космонавтом. Космонавт достигает поверхности в спусковом устройстве, в своей капсуле, которая, видимо, напоминает колокол. Подводник достигает поверхности в своем устройстве — в колоколе, который своим видом напоминает капсулу. Правда, опять традиционная разница: один падает с высоты, другой вырывается из глубины. А то, что подводник достигает поверхности воды, а не суши, дела не меняет — космонавты тоже часто спускаются на океан.
Баляба переутомился. Стоило ему чуть прикрыть глаза — и уже чудилось, что колокол несется не вверх, где воздух и даже солнце, а стремительно падает вниз, словно шахтная клеть, у которой оборвались тросы, или утративший стопора лифт. И тошнота от воображаемого падения подступает под самый кадык, и пальцы на руках стынут, становятся синими, словно ты утопленник. Он открывает глаза, пытается улыбнуться Пазухе, подбодрить такого же салагу, как и сам, у которого лицо тоже неестественно вытянулось и посерело.
Маслянисто щелкают металлические затворы, мурлычут подъемные механизмы. Колокол попадает в направляющую горловину. Останавливается. Отдаются задрайки, отваливается крышка люка — и ты свободен. Спускаешься по короткому трапу. Открыв переборку, тебя уводят ребята-матросы в пропускник. После душа — чай и сон. Да, спать, спать! Поздняя ночь над морем. Наконец-то ты вытянешься на просторной койке надводного судна. Благодать! Какая душевая, а столовая выглядит банкетным залом, столько света, воздуха.
— Га? Не я тебе говорил, салага! — подал голос Пазуха.
— Не напрягайся, старатель. Делай вид, что все тебе привычно, знакомо. В самой преисподней побывал, так чего уж теперь тут глаза пялить, уши развешивать!
Когда стояли у пирса и лодка, и спасатель «Переславль», когда все работы были закончены и на бухту лег глухой вечер, Кедрачев-Митрофанов заглянул в гости к Чиковариани.
ebooksa