Какое-то время из переговорника раздается тонкий, нудный звон. И щелчок:
— Есть боцман!
— Соберите свободных людей, очистите корму ото льда.
— Есть очистить!
— Осторожнее у компрессора, смотри кабели, шланги…
— Будет сделано, товарищ командир!
Через некоторое время по верхней палубе загремели кованые сапоги. Люди в ватных брюках и стеганках, накинув сверху прорезиненные плащи, надев широкополые шляпы-зюйдвестки, что делало их похожими не на военных моряков, а на матросов рыболовного флота, взяли в руки пешни, скребки, совковые лопаты. Подхватываемые ветром, улетали за борт ледяные коржи и белое крошево. Встречный свежак сек лица крупой, стучал по широким плечам, пытался сбить с ног.
Южный край неба освободился от тучного заслона, зарозовел, по океану пошли огненные блики. Словно крышка люка, крашенная суриком, над водой показалось солнце. Огромное, чугунно-раскаленное, оно никак не могло оторваться от горизонта. Было непонятно: восход это или закат? Вероятно, и то и другое вместе. Потому что, не успев оторваться от поверхности воды, солнце снова пошло на погружение.
Высунувшись из боковой двери рубки, Чиковариани успел заметить огненный его краешек. Долго еще стоял в глазах этот краешек, слепил глаза. Дураз считал появление солнца добрым предзнаменованием.
Было это давно, еще на дизельной лодке. Проводились тренировки по спасению команды якобы потерпевшего аварию подводного корабля.
Работа есть работа. Где бы она ни происходила — то ли над водой, то ли под водой, — должна выполняться спокойно, уверенно, со знанием дела. Многие к ней так и отнеслись. Когда лодка легла на грунт, когда акустики уловили шум винтов над лодкой, а затем донеслись глухие удары металла о металл — это водолазы стучали своими тяжелыми ботинками на массивной свинцовой платформе о корпус лодки, — была сыграна учебная тревога. Экипаж начал готовиться к выходу из лодки через спасательную горловину. Все казались спокойными, расторопно-умелыми. Все, кроме Юрия Балябы, у которого дело валилось из рук. Излишняя возбужденность сказывалась, мнительность, что ли? Назар Пазуха смотрел на происходящее просто:
— Поднимемся на волю, хлебнем спиртику, и на боковую, — сочинял он. — А шо, не веришь? У водолазов завсегда спирту — хоть залейся. Думаешь, пожалеют? Чудак. Положено! Раз тебя спасают, значь, должны обогреть и душу, и пузо. Як же еще? Файно! — Пазуха родом из Ивано-Франковской области, у них «файно» значит «хорошо».
Курчавина Владлена заботило другое.
— Че притих, старатель? Ветерку хлебнем — вещь слаще спирта. И красное солнышко увидим — должно играть над морем. Хватит ему саковать, срок вышел зимней спячке, пора светить.
Но Балябу ни спирт не занимал, ни солнце красное. Ему все виделось в каком-то странном свете, словно глядел на мир сквозь неверное темно-зеленое стекло. Водолазы, постукивающие по обшивке, являлись для него фантастическими существами с огромными, раздутыми, словно пузыри, головами. Вместо рук и ног — щупальца, как у спрутов. Обняли лодку вдоль и поперек, опутали, точно тросами. Из их объятий вряд ли можно вырваться.
Даже испарина появилась у Юрия над верхней губой. Возможно, он такой мнительный хлопец, что ему самое простое дело кажется весьма сложным, необыкновенным, даже фантастичным. Возможно, по молодости службы так разыгрывается воображение. Некоторые салаги, может быть, тоже видят нереальные картины, да только не подают вида. А Юрий открытый весь: что на душе, то и на лице. Нет, головы он окончательно не теряет. У него и сила появляется в нужную минуту, и сноровка. Но это когда в напряженных обстоятельствах, а вот когда чуток посвободней, когда в ожидании чего-то…
— Баляба, Пазуха, Курчавин, Шалимов!.. Быть готовыми.
Но это предупредили на всякий случай, предварительно. Еще ж и колокола не спустили, еще только водолазы обстукивают-общупывают корпус. Вот они нашли гнездо, свинтили предохранительный колпак, воткнули вилку кабеля: сейчас дадут омертвевшей лодке свет и энергию для компрессоров, для иных механизмов. А вот и телефонный кабель подключили.
— Вано, дорогой!.. — Какой бархатистый, какой, оказывается, славный голос у Дураза Чиковариани.
— Чико, слушаю тебя. — Кедрачев-Митрофанов прижимает к потному уху холодную массивную трубку.
ebooksa