ГЛАВА ПЯТАЯ
Знакомясь, он произносит свою фамилию в два выдоха:
— Чико-вариани!
И это воспринимается, как имя и фамилия. Потому друзья его так и зовут — Чико, забывая о настоящем имени — Дураз.
Дураз Чиковариани отстал от своих однокашников по военно-морскому училищу. Еще до окончания учебы свалила его простудная хворь. Долго пролежал в Ленинградском госпитале, долечиваться был послан на Кавказ, в свой отчий край. Заканчивал учебу с курсантами более позднего набора. Выпущен с отличием, но на лодку, куда так стремился, не попал, служил на судах обеспечения. Таким образом, хотя и приписан к подводному флоту, но на глубину путь ему заказан. Оттого и ощущал горечь в сердце, оттого и носил в себе постоянную обиду на судьбу. Многие уже плавают старпомами, а то и командирами лодок, стали старшими офицерами: на погонах по два просвета, по две, а то и по три средних звезды. У Дураза Чиковариани — только четыре малых, он всего-навсего капитан-лейтенант и командует, конечно, не субмариной, не атомоходом (хотя бы дизельную доверили!), а спасательным судном.
Со стороны посмотреть — чего не хватает человеку, почему считает себя обделенным? Командир корабля, капитан-лейтенант — неужели мало? Для некоторых — это программа всей жизни. Иные даже и не подумывают о такой вершине. Но счастье — вещь относительная, у него два слагаемых: желание и его исполнение. Если они приближаются по уровню — человек чувствует удовлетворение, если же между ними большой перепад — страдает.
Еще одна рана не давала покоя Дуразу: разлука с семьей. Жена и дочурка остались в Очамчире — городишке на черноморском побережье, а он здесь. Пробовал было поселить их с собой в Снежногорске — одна мука: все зиму хворают — не хватает солнца. Командование предлагало перевестись на Черное море, но у него душа не лежит к теплой службе. Привык считать, что южные моря созданы для отдыха, для удовольствия: походить на катере, поскользить на яхте или водных лыжах, поудить рыбку, но чтобы нести службу — нет. Настоящая служба там, где труднее всего, опаснее всего.
Север — шут его побери! — чем он только привораживает людей? То темно, то круглосуточный свет. То морозно, то слякотно. То снежный заряд, то жара, от которой не найти укрытия. Клянешь этот край последними словами — век бы не видеть ни камней, ни льда, ни свинцовой воды, ни бледного лишайника, ни тесного неба! А поживешь месячишко на юге — и уже невмоготу. Убеждаешься, что жизнь именно здесь, на севере, а там — праздник, от которого скоро устаешь. И не богатства гор, не щедроты глубин манят тебя сюда повсечасно, не какие-то целебные свойства природы (напротив, говорят, ощущается нехватка кислорода), не райская красота пейзажей — куда уж! — снежное и водное безмолвие… Что же тогда? Необычность, трудности, так называемая романтика? Возможно. Если бы объявили полет на какую-либо планету и кликнули набор, то от охотников бы не отбиться. Какая сила влечет в неизвестное? Жажда прославиться? Не это главное. Сидит в человеке тяга к новизне, к познанию, к опасностям, к преодолению трудностей, желание достичь недостижимое, вера в невероятное. Человек всегда остается мечтателем, стремится к необычному. И если сегодня он еще не имеет возможности побродить по марсианским камням, то ему хочется оставить свой след хотя бы на заполярных валунах. Кроме того, у каждого теплится своя особая задумка.
Дураз Чиковариани вопреки приговору убежден: он будет плавать на подводном корабле, а возможно, и командовать им. Если бы у него убежденность иссякла — давно нежился бы под солнышком Очамчире.
Вспомогательное судно «Переславль» выходит в океан в двух качествах: и как судно обеспечения, и как спасатель. Ему приказано достичь восточной оконечности обозначенной островной гряды, лечь в дрейф, ожидая сигналов лодки Кедрачева-Митрофанова, которая уже много времени находится в плавании. В случае необходимости судно Чиковариани займется учебными спасательными работами.
Неспокойное море похоже на полосатую тельняшку: рябит белыми рядами, темнеет черными полосами. Спасатель «Переславль», поклевывая носом, переползает с вала на вал. Звенит палуба под щедрой россыпью заледеневших на лету брызг, словно кто-то могущественный пригоршнями сыплет мелко битое стекло, барабаня им по стенкам, по иллюминаторам. Ледяное крошево скатывается на корму, задерживаясь у фальшборта, у стоек лебедки, у тросов, сложенных бухтами. Корма тяжелеет, садится, нос еще выше задирается на взлете.
Дураз Чиковариани беспокойно прохаживается по просторной рубке, кидая вопрошающий взгляд то на главного старшину, стоящего на руле, то на штурмана, склонившегося над своим столом. Поверх кителя на командире надета теплая куртка с широко раскинувшимся по плечам темным меховым воротником. Командир держит руки в карманах куртки, сжав их в кулаки. Изредка он вынимает то одну, то другую руку, чтобы дернуть себя за лакированный козырек фуражки — постоянная привычка. У командира забота: достигнет ли островной гряды в срок? Не нагонят ли встречные ветры дрейфующего льда, не закроют ли ему проход между островами? Он прищуривает темные, глубоко посаженные глаза, смотрит через стекло рубки в море. Не находя там ответа, принимается снова шагать от стенки к стенке.
— Штурман!..
Старший лейтенант Бекасов, штурман «Переславля», не ждет, пока командир задаст свой вопрос. Он знает, что требуется командиру, потому немедля отвечает:
— Граница льдов прежняя. Данные авиаразведки у меня в руках.
— Не пора ли связываться с лодкой?
— Кедрач сам о себе заявит.
Дураз Чиковариани хорошо знает Кедрачева-Митрофанова — учились вместе. Он никак не может смириться с мыслью: Ивашка — командир мощной лодки! Рыжий, конопатый, как мальчишка, рот до ушей… Успевал так себе, серединка на половинку. Ничем не выделялся, а, смотри, понимаешь, вырос до кап-два! Везучий генацвале. Вероятно, правы ребята-курсанты, повторявшие шутку: «Одни сильны в аудитории, другие — в акватории».
Капитан-лейтенант чувствует: корма судна действительно отяжелела. Он подходит к стойке, щелкает кнопочным переключателем, склоняется к переговорному устройству:
— Боцмана!..
ebooksa