Дороги в горах

22
18
20
22
24
26
28
30

Клава придвинулась плотнее к Зине.

— А ты утром перед работой зайдешь домой?

— Не знаю. Не хочется. Глядеть на него тошно стало.

— Как же так? Ты его любишь?

Зина долго молчала.

— Хочется, чтобы он самостоятельным стал. Только как его сделать таким? Сплошная мука.

— А почему ему обязательно на ферму идти? Пусть сидит в конторе, если нравится.

— Так нечего тогда было болтать! Кто раззвонил? Ты сама говорила — не по душе такие люди. А кому они по душе? Нельзя жить трепачом.

— Это да… — Клава повернулась на спину.

— Ну, давай спать, а то всю ночь проговорим. Только вряд ли я усну. Такая забота…

— Да-а. — Клава опять повернулась на бок, прижалась к Зине. — Вот до этого года я даже не представляла, как тяжело иногда бывает. Без мамы жила, думала: с ума сойду. Хоть в петлю лезь. А теперь вспоминать смешно. И у тебя так… Все пройдет, уладится.

— Хотя бы уладилось. Ну, спим…

Клава замолкла, закрыла глаза, но сон не приходил. Сначала она думала о Федоре, а потом стала думать вообще о людях. Какие они разные. И как трудно бывает узнать, хорошие они или плохие. Вот Федор все время казался хорошим… А Игорь, интересно, какой? Он-то, наверное, хороший. Хотя скоро человека, оказывается, не узнаешь. Она полгода училась с Игорем в одном классе, и все. Да и что она тогда понимала? Глупая была… Так и остался Игорь непонятным. Любимый, но непонятный. Письма от него идут тоже непонятные. То холодные, как снег, а то вдруг начнет он в них рассказывать о своих чувствах. Уверять, что жить без нее не может, никак не дождется лета. А уж скоро, скоро лето. Еще несколько месяцев, и они увидятся. Ох, скорей бы… Наверное, не дождешься…

…Утром, когда Клава и Марфа Сидоровна собирались на дойку, а Зина, хотя не спала, лежала в постели, натянув до подбородка одеяло, пришла свекровь Зины.

— Доброе утро! — приветливо сказала она.

— Доброе утро, — ответила Марфа Сидоровна.

— На работу собираетесь? — Ивановна будто ненароком покосилась на кровать, где лежала Зина.

— Да, на работу, — отозвалась Марфа Сидоровна, доставая с печи свои подшитые пимы.

Старуха справилась о здоровье Марфы Сидоровны, о делах на ферме, а потом обратилась к снохе:

— А я за тобой, Зина. Иди-ка, помоги мне. Голову да ножки взялась палить на холодец. Развела канитель и никак не оправлюсь.