Дороги в горах

— Конечно… Шутка ли — в зимнее время переезжать. — Марфа Сидоровна хотела еще что-то добавить в утешение, но в это время Клава вынырнула из-за спины.

— Тетя Анисья, да что вы беспокоитесь за цветы? Сохраним. Будем избу топить, поливать их, а потом Ковалевы приедут. По теплу возьмете. Целы будут цветы.

Анисья обрадованно качнулась к Клаве.

— И то правда, дочка… Спасибо тебе… А я, говорю, совсем не своя стала. Никакого соображения. Спасибо, дочка. Весной я сама приеду за ними.

Кузин вынес из дома и сунул в руки жены пушистую козью доху.

— Шаль-то повяжи как следует. Так и поедешь врастрепку.

— Сейчас, я сейчас все сделаю… — без конца повторяла Анисья, но на самом деле ничего не делала.

Марфа Сидоровна помогла ей повязать шаль, надеть доху.

— Опояску надо, а то продует наверху.

— Не продует, — сказал Кузин. — Доха теплая. Давай подсажу. Ты ведь, как кукла…

— Сейчас, Гриша… Сейчас, дай попрощаться с людьми. — Анисья неуклюже обхватила Марфу Сидоровну и троекратно поцеловала. — Будешь в наших краях — проведай. Не поминай лихом… — Анисья вскинула на толпу глаза, и та, как по команде, двинулась, охватила тесным кольцом отъезжающих. А от ворот поспешно ковылял на своих кривых ногах Сенюш Белендин, еще издали крича:

— Григорь Степаныч, вот ты какое дело… чуть не опоздал.

Кузин покосился на одну сторону, на другую и сказал:

— Ну что лезете? Жалко, что ли? Что же допрежь не жалели?

Народ притих, помрачнел. Один Сенюш, протиснувшись к Кузину, засмеялся:

— Зачем так говорить, Григорь Степаныч? Сколько лет вместе. Много работали… Вместе воевали… Зачем так?..

Лицо у Кузина точно окаменело. Лишь на скулах под щетинистой кожей перекатывались желваки — так всеми силами он старался сдержать в себе волнение. И не сдержал. Лицо дрогнуло, перекосилось. Часто моргая, он крутнул головой.

— Это, конечно… Извиняйте, если что не так. Наперед умней буду. — Сняв меховую рукавицу, Кузин протянул Сенюшу руку.

— Прощай, дружок! И ты, Марфа Сидоровна, тоже… Береги здоровье. Правда твоя, Сенюш. Старые мы все друзья.

— Зачем прощай, Григорь Степаныч? — удивился Сенюш. — Мой дом всегда для тебя нараспашку. В любое время… И все так скажут. Кто хорошо делает, тот говорит не «прощай», а «до свидания».