Мальчик на секунду задумался и поднял вверх четыре пальца.
— Вот сколько. Не пойду с бабами.
— У меня тоже такой… Что-то опоздали вы с ним?
— Пойди, Вася, узнай, собрала ли мама на стол. — Проводив его взглядом, Григорий Степанович приглушенным голосом сообщил: — Приемный… Мать лесиной придавило, а он остался сиротой. Двух лет не было.
— Вот как! — удивился Геннадий Васильевич.
Вернулся Вася.
— Все готово. Мама говорит — пусть садятся.
За столом Григорий Степанович сказал что-то жене по-алтайски. Полная седая женщина недоверчиво покосилась на Ковалева.
— Давай! Давай! — потребовал Кузин. — Суббота… Баня…
Жена неохотно достала из настенного шкафчика пол-литра спирта.
— Пьешь? — спросил Григорий Степанович.
— В партизанах был, значит, пью. Немного, конечно…
— А много и не дам.
Кузин выпил полстакана неразведенного спирта и, быстро захмелев, стал непохожим на самого себя. Он как-то обмяк, распустился и говорил без умолку.
— Тохто! Перестань! — одергивала его жена и виновато пояснила Ковалеву: — Ему нельзя пить. Сразу раскиснет. Противно глядеть. А вы… Геннадий Васильевич, не стесняйтесь. Ешьте досыта. Вот сало. Давайте еще чаю налью… Перестань, говорю, болтать!
— Что ты, Анисья, меня одергиваешь? — вскинулся Григорий Степанович. — Что я болтаю? Меня все колхозники уважают, а она, старая карга, кричит. Хм!.. Да без меня колхозники пропали бы, как цыплята-поздныши. Девятнадцать председателей было. Все растащили, пропили. Колхозники должны на меня молиться.
Геннадию Васильевичу хотелось скорее встать из-за стола и уйти. Но делать это было неудобно, и он попросил еще чаю.
— Ты ешь, как дома. — Кузин поднял отяжелевшую голову. — Значит, не понравилось на стоянках? Где же понравится. Ты зоотехник, а мы с церковноприходским образованием.
— Ни вы, ни я в этом не виноваты, — Ковалев опустил в стакан сахар. — Я о другом хотел… Об отношении к людям.
— Люди на меня не обидятся, — перебил Кузин. — За тружеников душу отдам. А лодыри… Лодырям я, конечно, не по вкусу. Спуску не даю!
ebooksa