— Об этом мы тоже знаем. Участковый сообщил. Знаешь его?
— Нет.
— Хороший парень. Только что закончил испытательный срок. Давал такие подробные отчеты, словно хотел все сохранить для потомства. Наверное, сообщил бы число плевков на мостовой, если бы счел это необходимым.
— Приработается. Мы все вначале были такими.
— Конечно. — Он встал и забрал поднос с кофе. — Мы собираемся связаться с ребятами из центра. Если что будет, сообщим тебе.
— Ладно. И спасибо за кофе.
Он подмигнул и вышел.
Я кончил заполнять бумаги, пометил их и позвонил Кассиди, чтобы он пришел за ними. Затем позвонил Марте, сказал, что буду около двух и чтобы ленч был готов. Она обозвала меня проклятым домостроевцем и повесила трубку.
Воскресенье на улицах — день перемирия. Подспудная недельная борьба заканчивается отчаянными схватками в субботу вечером, а к утру банды расползаются и освобождают поле боя. Но следы сражения видны повсюду — сверкающие осколки разбитых бутылок, пятна блевотины в углах, перевернутые контейнеры для мусора и прочее.
Машин на улицах почти не было, но дети все равно не рисковали выбираться на мостовую. Зато молодые девицы уже были тут как тут — раскачивающиеся сумочки, жующие челюсти — единственный день, когда они могли продемонстрировать свою респектабельность, в то время как их конкурентки отступили в грязные вестибюли и затхлые вонючие задние дворы. Впрочем, поле боя и сейчас оставалось полем боя.
Бары открывались в час и сейчас были почти пусты. Из них три, в которые я заглянул, оказались вымыты, вычищены и пахли полиролью. Провались хоть весь дом в тартарары, но бар должен сиять!
В каждом я спрашивал, не заходил ли Ал Риз, и, когда мне отвечали «нет», просил передать, что я ищу его и собираюсь выбить ему мозги и печенку, когда найду. Я сделал еще пару намеков, из которых можно было заключить, что он каким-то образом связан с полицией, а в этом районе даже слух о таких делах мог доставить парню кучу неприятностей.
Но, по крайней мере, они начали воспринимать все так, как я хотел. Я — грубый полицейский, возвратившийся в места, где родился, чтобы повидаться с девицей, с которой вырос. Так что пока внешне все выглядело пристойно; меня не касалось, чем они занимаются. Абсолютно. Каждый должен оставаться на своем месте, если не хочет иметь неприятности.
Без пяти два Марта открыла мне дверь, и я почувствовал запах еды. На этот раз на ней были плиссированная юбочка и обычные туфли. Только на ней эта комбинация выглядела великолепно. Мы молча поели и отправились в кино смотреть картину, которую оба видели год назад. В семь мы поужинали у Смита в его «Бар энд грилл», а потом перехватили пару пива в местной забегаловке.
Два дня, и стереотип был готов. Слухи здесь распространялись так же быстро и бесшумно, как круги по воде, и, где бы мы ни останавливались выпить, разговоры вокруг прекращались тут же. Каждый следил за своими словами и избегал встречаться со мной взглядом по единственной причине — я был полицейским. На улице пьяные и попрошайки одаривали меня заискивающими улыбками и спешили побыстрее с глаз.
По пути домой я увидел на другой стороне участкового и направился к нему, держа Марту за руку. Я никогда прежде не встречал его, но он знал, кто я, и, когда мы подошли, приложил руку к козырьку:
— Добрый вечер, лейтенант.
— Привет. — Я протянул руку, и он пожал ее. — Мак Бриссом велел мне повидаться с вами.
Он покраснел и улыбнулся.
— Не думал, что он меня запомнит. Он был у нас инструктором. Меня зовут Хол Макнейл.
ebooksa