Бродвей: Бродвей. Мой собственный. Мания

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ничего, бэби. Моральные преступления не по моей части. Я веду расследование. Просто я когда-то знал Дага Китчена, когда жил здесь раньше. Что касается тебя, то, если ты не дура, ты сделаешь так, как я тебе советовал. На улице тебе не место.

Она, наконец, поверила мне, и в глазах у нее что-то изменилось.

— Ох, — сказала она, — трудно поверить, чтобы полицейский так… — Паола опустила глаза, потом снова встретилась со мной взглядом. Снова посмотрела в сторону спальни. — Если вы хотите… я могу вам… я действительно кое-что умею.

— Ладно, — сказал я. — Как будет свободная минута, обязательно загляну, — солгал я.

Она не знала, что я лгу, но улыбнулась так, как будто знала.

* * *

В полиции зарегистрировали только одного свидетеля, да и тот не был в точности уверен в том, что видел. Это был алкоголик, который только что очнулся от ступора, в коем находился весь день, и который видел убийство с лестницы, ведущей в подвал дома N 1209. Первый выстрел заставил его поднять голову, и он видел, как Даг упал. Затем он спрятался за цементной стеной и оставался там. Ему казалось, что он запомнил человека, стоявшего на улице, но это был не тот свидетель, на которого можно положиться. Если кто еще и видел инцидент, никто в этом не признался. Полиция проводила сейчас дополнительный опрос, но в этом районе публика с детства воспитана в понятии, что любые сведения о неприятностях, уже происшедших, ведут к новым неприятностям, так что я не питал особых иллюзий.

По дороге назад я принялся восстанавливать в уме картину, как она была зафиксирована в протоколах. Рене Миллса нашли мертвым на заднем дворе, и только один человек слышал что-то похожее на выстрел и не мог точно определить время. Хайми Шапиро был убит в личном автомобиле около своего дома. Нойзи Стаццио убили в своей квартире при включенном на полную громкость телевизоре, и, если бы сосед не пришел пожаловаться на громкий звук, тело могло бы пролежать там очень долго.

Кто-то делал все очень чисто и аккуратно. Очень профессионально.

Единственное, в чем я был уверен, это в том, что это еще не конец. Странная цепь убийств имела внутреннюю логику. Пока она еще не проявилась, но проявится. Проявится непременно. Скверно, что еще кому-то придется умереть прежде, чем канва преступлений станет видна.

Но когда это, наконец, произойдет, я буду здесь и убийца будет на мушке моего револьвера с прекрасным выбором — умереть на месте или обливаться потом в кресле из красного дерева, отделанном металлом, с прикрепленными к рукам и ногам электродами и в огромном вечном ночном колпаке.

Еще одно дело надо было закончить до рассвета. Я прошел квартал, свернул за угол и вошел в вестибюль здания рядом с кондитерской лавочкой Трента. При свете спички я обнаружил медную полоску с надписью «Р. Каллахан» и нажал кнопку. Через некоторое время лязгнул автоматический замок, я вошел в дверь, поднялся по лестнице и остановился у двери с такой же надписью.

Пятнадцать лет назад Ральф Каллахан ушел в отставку, но он всю жизнь прожил в этом округе, а никакой полицейский, уйдя в отставку, не перестает быть полицейским. Его глаза видят, его мозг классифицирует события с выработанной годами практикой, он по-прежнему пользуется определенными привилегиями вплоть до ношения значка и пистолета, если захочет.

Открыв дверь, он признал меня с первого взгляда, коротко кивнул и сказал:

— Входи, сынок.

— Привет, Ральф.

Он был высокого роста и даже в пижаме выглядел как в форме. Он усадил меня в кресло и прикрыл дверь спальни.

— Хозяйка чутко спит, — пояснил он, усаживаясь по другую сторону стола. — Ну-ка… не припоминаю, но лицо знакомое. — Я потянулся за значком, но он остановил меня: — Не надо. Я вижу, кто ты такой. Это сразу видно.

Я улыбнулся.

— Джо Сканлон. Мне случалось получать от вас трепку пару раз в детстве.

— Вот как?! В каком отделении служишь?