Абрахам вытащил из глубин сумки обернутый в бархат сверток с колышками.
– Почему она здесь? – спросил Макс. – Ее ведь завтра хоронят…
– Хоронят завтра, а сегодня я делаю вскрытие. Это мое личное исследование. Мистер Качнер все понимает и готов оказать любую помощь, если она позволит спасти хотя бы еще одну женщину с подобным заболеванием, – объяснил Абрахам, держа в одной руке колышек, в другой – молоток.
Руди заплакал.
Максу на миг почудилось, что душа его вышла из тела, которое сделало шаг вперед. Макса в нем не было – он остался рядом с братишкой, обнимая того за плечи. Руди тихо бормотал, что хочет тотчас подняться в дом. Тело Макса, шаркая ногами, приблизилось к отцу, а тот смотрел на сына со смешанным выражением любопытства и некоторого одобрения.
Абрахам вручил ему молоток. Его тяжесть потянула кисть вниз, и душа Макса вновь заняла свое место. Отец схватил его за другую руку, занеся ее над тощей грудью миссис Качнер, и прижал его палец к впадине между ребер. Макс глянул в лицо мертвой женщины. Ее рот приоткрылся, словно покойница силилась что-то вымолвить.
– Забиваешь кол вот сюда, до отказа, – сказал Абрахам, вытащив из свертка один из колышков. – После первого удара вампир начнет выть и богохульствовать, станет бешено извиваться, стараясь вырваться. Про́клятое племя легко не сдается. Не останавливайся ни на секунду, пока не пронзишь тварь. После этого она перестанет сопротивляться, и вскоре все будет кончено.
Макс поднял молоток, вновь посмотрел на миссис Качнер, и его охватило желание сказать, что он сожалеет, что он не хотел… Ударив молотком по рукояти кола, Макс едва не оглох от высокого пронзительного визга, и чуть не закричал сам, на миг поверив, что миссис Качнер жива. Через долю секунды до него дошло – визжал Руди. Макс был парнем крепкого сложения, с широкой, как у буйвола, грудной клеткой и мощными плечами настоящего голландского фермера, и первым же ударом загнал колышек на две трети его длины. Оставалось опустить молоток еще раз. Кровь, плеснувшая из пробоины, оказалась холодной, липкой и болезненно густой.
Макс качнулся – закружилась голова, и отец подхватил его под руку.
– Отлично, – шепнул он сыну в ухо, обняв его так, что затрещали ребра.
Макс невольно вспыхнул от удовольствия – еще бы, за здоро́во живешь суровый отец хвалить не станет – и тут же скривился от омерзения.
– Прекрасно понимаю тебя: не так-то просто решиться нанести ущерб вместилищу человеческого духа, даже если душа покинула тело.
Отец не отпускал его, и Макс, рассматривая рот миссис Качнер с аккуратным рядом верхних зубов, вспомнил девушку с фотографии и головку чеснока, втиснутую меж ее челюстей.
– Почему у нее не было клыков? – спросил он.
– Хм… О чем ты?
– Та девушка со снимка, которую ты убил… – продолжил Макс, глянув отцу в глаза. – У нее ведь не было клыков.
Отец долго с недоумением смотрел на сына, затем объяснил:
– Когда вампир испустит дух, клыки исчезают. Были – и нет.
Он разжал объятия, и Макс наконец вздохнул полной грудью. Отец выпрямился.
– Это еще не все. Вампиру следует отсечь голову, предварительно забив рот чесноком. Рудольф!