Он уходя спросил

22
18
20
22
24
26
28
30

– Хорошо. Я объясню Алевтине Романовне, что для изнеженного сибарита сибирская каторга будет в тысячу раз хуже смерти, – как-то очень легко согласилась Мари.

– Если Бобков после этого всё же вдруг скончается, даже при самых невинных обстоятельствах, знайте, что первой на подозрении будете вы, – предупредил ее я.

– Договорились. С чего мы начнем?

XVII

Начал я с обычной полицейской работы – сбора информации.

В понедельник, выйдя на службу, просмотрел нашу превосходную картотеку, где регистрируются все донесения – не только о преступлениях, но обо всех происшествиях, попавших в поле зрения околоточных надзирателей и городовых. Разработанная мною система позволяла вести поиск по трем параметрам: хронологическому, именному и адресному.

Бобковский особняк фигурировал в нескольких десятках документов, то есть мог бы составить конкуренцию бандитской «малине». Там без конца что-то случалось. То выкинулась из окна (или была выкинута?) девица легкого поведения, разбившаяся насмерть о мостовую. Заключение полиции: несчастный случай. То умер от чрезмерной дозы наркотика студент университета. Заключение полиции: несчастный случай. То из открытой двери выбежал невесть откуда взявшийся ягуар, ободрал когтями двух прохожих, бросился в Неву и утонул. Заключение полиции отсутствует.

И это я перечисляю лишь самые вопиющие случаи.

На Страстной неделе кто-то швырнул из окна на сле-довавший мимо крестный ход пачку порнографических открыток.

Жалоба от директора расположенной напротив женской гимназии, что на стеклах особняка появились непристойные изображения, смущающие учениц.

Бесконечные донесения о ночных дебошах и всевозможных безобразиях.

Примечательно, что ни по одному заявлению, ни по одному протоколу не заведено никакого дела. Это могло означать только одно: хозяин щедр, а тамошняя полиция продажна.

Я предложил госпоже Ларр посмотреть на вертеп разврата вблизи. В мой обеденный перерыв мы наведались к бобковскому дому.

Он был совсем недавней постройки, очень затейливый, в новом стиле ар-нуво. Над входом выбито «1913» и – гордо – имя модного архитектора.

– Тряхну околоточного, – сказал я. – Не выношу взяточников в полицейском мундире.

– Хорошо. Я пока прогуляюсь, – ответила Мари.

Первый участок Васильевской части, к которой принадлежал особняк, находился на Большом проспекте. Я назвался дежурному, велел немедленно провести меня к надзирателю Филимонову, чья подпись стояла на большинстве донесений.

С пожилым, вислоусым служакой, поднявшимся из-за заваленного бумагами стола, церемонничать я не стал. Заявил, что изучил всю сагу о бобковском притоне и отлично понимаю, чем вызвана удивительная снисходительность полиции.

– Я вам гарантирую, Филимонов, что одной отставкой вы у меня не отделаетесь, – пригрозил я. – Пойдете под суд. А все ваше имущество, накопленное на подачки господина Бобкова, будет конфисковано. Единственное, что может меня смягчить, – если вы со всей откровенностью ответите на мои вопросы.

– О Бобкове? – спросил околоточный. – Да со всем моим удовольствием! Может, хоть вы на него укорот найдете, ваше высокородие! Измучил он меня, аспид! А мзды Филимонов отродясь ни от кого не брал.