Гостья

Они начали подниматься по лестнице, и Пьер взял ее за руку.

Она пожала плечами, голос ее слегка дрогнул:

– Когда смотришь на жизнь людей – Поль, Элизабет, Инес, – это производит странное впечатление. Задаешься вопросом, как будут судить твою со стороны.

– Ты недовольна своей жизнью? – с тревогой спросил Пьер.

Франсуаза улыбнулась. В конце концов, это было не так уж важно – как только она объяснится с Пьером, все пройдет.

– Дело в том, что нельзя иметь доказательств, – продолжила она. – Нужен поступок, подтверждающий верность своим убеждениям.

Она умолкла; с напряженным и почти мучительным выражением лица. Пьер пристально смотрел на дверь наверху лестницы, за которой они оставили Ксавьер.

– Она должна быть мертвецки пьяной, – сказал он.

Отпустив руку Франсуазы, он торопливо поднялся по последним ступенькам.

– Ничего не слышно.

Он застыл на мгновение. Тревога, которая заставила вытянуться его лицо, была не такой, какую вызывала у него Франсуаза, воспринятой со спокойствием; она причиняла ему боль.

Франсуаза почувствовала, как кровь отхлынула от ее щек; если бы он вдруг ударил ее, шок не был бы сильнее. Никогда она не забудет, как эта дружеская рука без колебаний оставила ее руку.

Пьер толкнул дверь; на полу перед окном Ксавьер глубоко спала, свернувшись клубочком. Пьер склонился над ней. Франсуаза взяла в шкафу коробку с едой, корзину бутылок и, не сказав ни слова, вышла; ей хотелось попытаться думать и плакать. Вот, значит, до чего они дожили: недовольная гримаса Ксавьер значила больше, нежели ее собственное смятение; а между тем Пьер продолжал говорить, что любит ее.

На проигрывателе звучала какая-то старая грустная мелодия; Канзетти взяла из рук Франсуазы корзину и расположилась за баром; она передала бутылки Рамблену с Жербером, взобравшимся вместе с Тедеско на табуреты. Поль Берже, Инес, Элуа и Шано сидели у больших оконных проемов.

– Мне хочется немного шампанского, – сказала Франсуаза.

В голове у нее шумело; ей казалось, что-то в ней: какая-нибудь артерия, или ребра, или сердце вот-вот разорвутся. Она не привыкла страдать, это было попросту невыносимо. Подошла Канзетти, осторожно державшая полный бокал; длинная юбка придавала ей величие молодой жрицы; между ней и Франсуазой внезапно возникла Элуа со стаканом в руке. На секунду Франсуаза заколебалась, потом взяла стакан.

– Спасибо. – Она с извиняющимся видом улыбнулась Канзетти.

Канзетти бросила на Элуа насмешливый взгляд.

– Берут реванш, какой могут, – прошептала она сквозь зубы; так же сквозь зубы Элуа что-то ответила, чего Франсуаза не расслышала.

– Как ты смеешь! И при мадемуазель Микель! – воскликнула Канзетти.