Гостья

– Сейчас не время, – произнесла она. – Ты прекрасно знаешь, что в театре главный вопрос – своевременность. После «Юлия Цезаря» с нетерпением будут ждать твоего возвращения в начале сезона: если ты пропустишь год, люди уже будут думать о чем-то другом.

– Золотые слова. Ты, как всегда, все говоришь правильно, – с оттенком сожаления сказал Пьер.

– До чего же вы благоразумны! – Лицо Ксавьер выражало искреннее и негодующее восхищение.

– О! Но когда-нибудь это осуществится, – весело сказал Пьер. – До чего приятно будет высадиться в Афинах, в Алжире, расположиться в их жалких театриках. А после спектакля, вместо того чтобы сидеть в «Доме», устроиться на циновках в глубине какого-нибудь мавританского кафе и курить киф.

– Киф? – с зачарованным видом спросила Ксавьер.

– Это такое растение с опием, которое они там выращивают. Похоже, от него возникают волшебные видения, хотя у меня их никогда не было, – с разочарованным видом добавил он.

– У вас меня это не удивляет, – с ласковой снисходительностью сказала Ксавьер.

– Это курят в прелестных трубочках, которые торговцы готовят специально для вас, – сказал Пьер. – Вы сможете гордиться, получив персональную маленькую трубку!

– У меня-то наверняка будут видения, – заметила Ксавьер.

– Помнишь Мулэй Идрисс? – с улыбкой обратился Пьер к Франсуазе. – Где мы курили эту трубку, которую наверняка изъеденные сифилисом арабы передавали из рук в руки?

– Прекрасно помню, – ответила Франсуаза.

– Тебе было несладко, – заметил Пьер.

– Ты тоже был не на высоте, – парировала Франсуаза.

Она с трудом выдавливала из себя слова и была до предела напряжена. Между тем это были слишком отдаленные планы, и она прекрасно знала, что без ее согласия Пьер ничего не решит. Все просто – она скажет нет, и не о чем беспокоиться. Нет. Нет, будущей зимой они не поедут. Нет, Ксавьер они не возьмут. Она вздрогнула. Должно быть, у нее началась лихорадка, руки были влажные, все тело горело.

– Надо идти работать, – сказал Пьер.

– Я тоже буду работать. – Франсуаза через силу улыбнулась. Они должны были почувствовать, что с ней происходит что-то неладное, наступило какое-то замешательство. Обычно она умела лучше себя контролировать.

– У нас есть еще пять минут, – с недовольным видом улыбнулась Ксавьер. Она вздохнула. – Всего пять минут.

Глаза ее обратились к лицу Франсуазы, потом остановились на руках с удлиненными ногтями. Когда-то Франсуаза была бы тронута этим пылким взглядом украдкой, однако Пьер обратил ее внимание на то, что Ксавьер нередко пользовалась такой уловкой, если чувствовала, что ее переполняет нежность к нему.

– Три минуты, – произнесла Ксавьер, не спуская глаз с будильника; сожаление едва скрывало упрек. «А ведь я не так скупа на себя», – подумала Франсуаза. Разумеется, по сравнению с Пьером она выглядела скупой; в последнее время он больше ничего не писал, беспечно расточая себя; она не могла соперничать с ним, она этого не хотела. И снова ее пронзила жгучая дрожь.

Пьер встал.