Гостья

– Клянусь вам, я ничего не чувствую. – Ксавьер отняла руку. С заговорщическим и довольным видом взглянув на рану, она добавила: – Ожог – это наслаждение.

Подошла танцовщица. Одной рукой она держала поднос, а другой – кувшин с двумя отверстиями, которыми испанцы пользуются для угощения.

– Кто хочет выпить за мое здоровье? – спросила она.

Пьер положил на блюдо сто франков, а Поль взяла кувшин. Она сказала женщине несколько слов по-испански, потом запрокинула назад голову и ловко направила в рот струю красного вина, которую остановила резким движением.

– Ваша очередь, – сказала она Пьеру.

Взяв кувшин, Пьер с опаской взглянул на него, потом, запрокинув голову, поднес отверстие к самым губам.

– Нет, не так. – Женщина твердой рукой отодвинула кувшин. Пьер дал вину литься в рот с минуту, потом сделал какое-то движение, чтобы вздохнуть, и жидкость пролилась на его галстук.

– Черт! – в ярости произнес он.

Танцовщица рассмеялась и стала бранить его на испанском. У него был такой раздосадованный вид, что взрыв веселья оживил строгие черты Поль. Франсуазе с трудом удалось слабо улыбнуться. В ней поселился страх, и ничто не могло отвлечь ее от этого. На сей раз опасность грозила не только ее счастью.

– Мы останемся еще ненадолго? – спросил Пьер.

– Если вам это не наскучит, – робко ответила Ксавьер.

Поль только что ушла. Своим очарованием этот вечер был обязан ее спокойной веселости. Она приобщила их, одного за другим, к наиболее редким фигурам пасодобля и танго, она пригласила к их столику танцовщицу и добилась, чтобы та спела им прекрасные народные мелодии, которые хором подхватывали все присутствующие. Они выпили много мансанильи. Пьер в конце концов повеселел, к нему вернулось хорошее настроение. Ксавьер, казалось, не страдала от ожога; на ее лице по очереди отражалось множество сильных и противоречивых чувств. И лишь для Франсуазы время прошло тягостно. Музыка, песни, танец – ничто не могло сломить парализовавшую ее тревогу: с той минуты, как Ксавьер обожгла себе руку, мысленно она не могла оторваться от того искаженного, исступленного лица, воспоминание о котором заставляло ее содрогаться. Франсуаза повернулась к Пьеру, ей необходимо было вновь обрести с ним контакт, однако она слишком резко оторвалась от него, и ей больше не удавалось с ним воссоединиться. Она осталась одна. Пьер и Ксавьер разговаривали, но их голоса доносились, казалось, издалека.

– Почему вы это сделали? – спросил Пьер, коснувшись руки Ксавьер.

Ксавьер бросила на него умоляющий взгляд. Лицо ее выражало безусловную нежную смиренность. Это из-за нее Франсуаза ожесточилась против Пьера так, что не могла даже больше улыбаться ему, а Ксавьер давно уже молча примирилась с ним и, казалось, была готова упасть в его объятия.

– Почему? – повторил Пьер. Он с минуту смотрел на истерзанную руку. – Я готов поклясться, что это священный ожог.

Ксавьер улыбалась, обратив к нему беззащитное лицо.

– Искупительный ожог, – продолжал он.

– Да, – согласилась Ксавьер. – Я была так недостойно сентиментальна с этой розой. Мне стало стыдно!

– Так вы хотели похоронить в себе воспоминание о вчерашнем вечере? – Пьер говорил дружеским тоном, но был крайне напряжен.

Ксавьер обратила на него восторженный взгляд.