Гостья

22
18
20
22
24
26
28
30

– Откуда вы знаете? – спросила она. Ее сразило такое чародейство.

– Эта увядшая роза, догадаться было нетрудно, – ответил Пьер.

– Смешной жест, жест комедиантки, – сказала Ксавьер. – Но ведь это вы меня спровоцировали, – кокетливо добавила она.

Улыбка ее было горячей, словно поцелуй, и Франсуаза с тревогой задалась вопросом, почему она здесь, при этом интимном разговоре тет-а-тет; ей не было здесь места. А где ее место? Безусловно, вообще нигде. В это мгновение она почувствовала себя устраненной из мира.

– Я! – воскликнул Пьер.

– У вас был такой насмешливый вид, вы бросали на меня такие грозные взгляды, – с нежностью сказала Ксавьер.

– Да, я был неприятен, – согласился Пьер. – Прошу прощения. Но я чувствовал, что вы заняты совсем другими вещами, а не нами.

– У вас, должно быть, интуиция, – отозвалась Ксавьер. – Прежде, чем я открыла рот, вы уже шипели. – Она тряхнула головой. – Только у вас плохая интуиция.

– Я сразу заподозрил, что Жербер околдовал вас, – неожиданно сказал Пьер.

– Околдовал? – нахмурив лоб, повторила Ксавьер. – Да что же он вам такого рассказал, этот жалкий тип?

Пьер сделал это не нарочно, он был неспособен на низость, однако в его фразе содержался неприятный для Жербера намек.

– Ничего он не рассказал, – отвечал Пьер, – зато он был очарован этим вечером, а это редкость, чтобы вы брали на себя труд очаровывать людей.

– Я должна была бы догадаться об этом, – в ярости сказала Ксавьер. – Стоит проявить лишь немного вежливости с человеком, и у него тут же появляются какие-то идеи! Бог знает, что он напридумывал своим жалким умишком!

– И потом, – продолжал Пьер, – если вы оставались взаперти весь день, то не для того ли, чтобы обдумывать романтичность вечера.

– Это дутая романтичность, – с раздражением сказала она.

– Таковой она кажется вам в эту минуту, – возразил Пьер.

– Да нет, я сразу это поняла, – нетерпеливо сказала Ксавьер. Она посмотрела Пьеру прямо в лицо. – Мне хотелось, чтобы этот вечер показался мне чудесным, – сказала она. – Понимаете?

Наступило молчание; никогда не узнать, что́ в течение этих двадцати четырех часов Жербер в действительности представлял для нее, и сама она уже о нем забыла. Несомненно было одно: в эту минуту она искренне отрекалась от него.

– Это стало реваншем, направленным против нас, – заметил Пьер.

– Да, – тихо согласилась Ксавьер.