Гостья

Франсуаза улыбнулась ему в ответ, но как только она покинула комнату, все ее жалкое оживление улетучилось. Когда теперь она оставалась совсем одна, на сердце у нее всегда было пасмурно. Безусловно, Пьер не упрекал ее, даже мысленно, в том, что она оставила при себе Ксавьер, но отныне ничто не могло помешать ей казаться в собственных глазах пропитанной ненавистным присутствием. Сквозь нее на просвет Пьер видел Ксавьер.

Часы на перекрестке улицы Вавен показывали половину третьего. Франсуаза ускорила шаг. Она заметила Ксавьер, сидевшую на террасе «Дома» в ослепительно-белой блузке; волосы ее блестели. Издалека она казалась восхитительной, однако лицо ее было блеклым, а взор угасшим.

– Я опоздала, – сказала Франсуаза.

– Я только что пришла, – ответила Ксавьер.

– Как вы себя чувствуете?

– Жарко, – вздохнула Ксавьер.

Франсуаза села рядом с ней. Она с удивлением вдохнула смешанный с ароматом светлого табака и чая, всегда сопровождавшим Ксавьер, странный больничный запах.

– Вы хорошо спали этой ночью? – спросила Франсуаза.

– Мы не танцевали, я была совсем без сил, – ответила Ксавьер. Она поморщилась. – И у Жербера болела голова.

Она охотно говорила о Жербере, но Франсуаза не поддавалась: не из дружеских чувств Ксавьер порой откровенничала с ней, а чтобы отказаться от всякой общности интересов с Жербером. Должно быть, она была сильно привязана к нему физически, зато с готовностью брала реванш, строго осуждая его.

– А я совершила большую прогулку с Лабрусом, – сказала Франсуаза. – Это была роскошная ночь на берегах Сены. – Она умолкла. Ксавьер даже не изображала интереса, с усталым видом она смотрела вдаль.

– Надо идти, если мы хотим попасть в кино, – сказала Франсуаза.

– Да, – ответила Ксавьер.

Она встала и взяла Франсуазу за руку. Это был машинальный жест, казалось, рядом с собой она не ощущает никакого присутствия. Франсуаза приноровилась к ее шагу. В эту самую минуту в тяжкой жаре своего кабинета Пьер работал. Она тоже могла бы спокойно закрыться у себя в комнате и писать; прежде она ни за что не преминула бы с жадностью наброситься на эти долгие пустые часы. Театр закрыт, у нее свободное время, а она только и делает, что тратит его впустую. Дело было даже не в том, что она чувствовала себя на каникулах – просто она полностью утратила смысл былого строгого распорядка.

– Вы по-прежнему хотите пойти в кино? – спросила она Ксавьер.

– Я не знаю, – ответила та. – Думаю, я предпочла бы прогуляться.

Франсуаза испугалась этой пустыни вялой скуки, простершейся вдруг у нее под ногами; придется, стало быть, без всякой помощи пересечь это огромное пространство времени! У Ксавьер не было настроения разговаривать, однако ее присутствие не позволяло наслаждаться истинным молчанием, когда можно беседовать с самой собой.

– Хорошо, давайте погуляем, – согласилась Франсуаза.

Шоссе пахло гудроном, прилипавшим к ногам; эта первая бурная жара застала всех врасплох. Франсуаза ощущала, что превратилась в пресную, вялую массу.

– Вы и сегодня чувствуете себя усталой? – ласково спросила она.