Дача на Петергофской дороге,

22
18
20
22
24
26
28
30

Да куда! Не хотят! Как можно? И стыдно, и некогда, на рынок пора, что скажут подруги, что станут говорить добрые люди? И прочая, и прочая.

Повесы ни с места, да и девушек не пускают. А солнце, безжалостное солнце все выше да выше, плывет себе, не ждет, чем кончится спор; да и на рынок пора, я чай, торг живо идет; как разберут все места трастеверянки и тиволийские девушки, как распродадут весь свой товар, покупщики разойдутся, придется нести домой опоздалые запасы. Что скажут маменьки? А что сказать маменькам?

Что тут делать? Нечего делать — подставили губки, краснеют, а все-таки платят, и платят, право, не лгу, без недоимок, охотно, и вдвое, и втрое! Что ж делать? Солнце, видите, не ждет, а рынок пуще того не ждет. Пошла оценка товаров, и престрогая.

Встретился тут, однако же, казусный случай; в толпе хорошеньких знакомок открылось новое личико.

— Это кто? Откуда?

— Это Беппа, моя сестра, — поспешно отвечала живая смуглянка Мариетта.

— Беппа! Беппа!

— Что за чудное имя.

— И как хороша! Что за глаза — какой стан! Роскошь! Вот открытие.

— Вот образец для Венеры.

— Нет, для поющей Цецилии.

— Нет, это настоящая Геба.

— Клад!

— Чудо! Прелесть! Безумие!

— Беппа, Беппа, anima mia![32] Мне твою плату.

— Нет, мне. Я ведь первый тебя увидел.

— Нет, мне, mia carina[33]. Ты видела, я давно ожидал твоего поцелуя.

— Ко мне, Беппа!

— Нет, ко мне!

Спор жарче, и вот расплатились все, не платит одна Беппа. Кажись, кто расплатился, шел бы на рынок своей дорогой. Так нет, — красные девушки ни с места; всем, видите, дело: досадно, что Беппа не платит; досадно, что так настойчиво требуют платы от Беппы, досадно, что Беппою заняты все; что за Беппой других позабыли.