Он пришел к ним около часа назад. Ларк с отцом и братом наполняли в саду за амбаром очередные корзины от щедрот Божьих, когда Аарон сказал:
— Папа! Там кто-то на дороге. Сюда идет.
Гости к ним забредали нечасто. Ближайший священник жил по другую сторону от деревни Колдерз-Кроссинг, до которой нужно было еще проехать почти восемь миль по дороге на юг. Они были счастливы, что кто-то их посетил, и Ларк знала, что для отца это будет знаком благой милости Божьей, о которой он так часто говорил. Пусть работа на земле трудна, пусть жизнь — это тяжелое испытание, говорил Питер Линдсей, но все, что вам нужно сделать, дабы прикоснуться в этой стране к Богу, — протянуть руку вверх. Ларк всегда думала, что это такой окольный способ сказать: «Если усердно работать, то Бог тебя вознаградит». Но иногда это оказывалось не совсем так: она помнила, как в некоторые годы, когда все трудились до седьмого пота, урожай оказывался скудным, и, протянув руку вверх, можно было лишь достать с ветки сморщенное яблоко.
Она заново наполнила чашку его преподобия сидром. Он чуть подвинул ногу. Рядом с ним, на полу, лежал его дорожный мешок. Там моя Библия, сказал он. Моя Библия всегда должна быть у меня под рукой, чтобы тут же выхватить ее, если увижу, что ко мне приближается грешник.
Питер и Фейт Линдсей рассмеялись на это — сдержанно, ведь некоторые священники не одобряют смех, а Робин и Аарон улыбнулись смеху своих родителей, но Ларк смотрела на лицо преподобного Бертона и гадала, отчего оно так исцарапано — как будто священнику пришлось ломиться сквозь колючие кусты.
— Мама! Мама! — Робин тянула мать за фартук — красивый, голубой, с желтой каемкой, надетый вместо старого, обгоревшего, который она обычно носила. — Так пойдет?
Девочка показала, что кукурузный хлеб чуть раскрошился, когда она перекладывала его со сковороды на блюдо, но Фейт сказала:
— Все замечательно, дорогая.
Придя в дом, его преподобие расположился на кухне и рассказал им историю своей жизни: как он, сын викария, рос в Манчестере и как в зрелые годы пересек Атлантику, поклявшись отцу принести спасение индейцам. Он провел среди дикарей много месяцев, напитал светом Господним сердца многих язычников, но как же он скучает по Манчестеру! Англия зовет его домой, сказал он. Чтобы найти там новое место служения, новую паству.
— Мы рады видеть вас здесь после того, как вы проделали такой долгий и длинный путь, — сказал Питер, когда Аарон принес красивые салфетки.
— Он и вправду был долгий и длинный. И я так рад, что нашел место, где можно отдохнуть. Боюсь, на ногах у меня волдыри: эти сапоги мне маловаты. У вас, я вижу, очень хорошие сапоги. Удобные, наверное.
— Да, сэр, они удобные. Кажется, успели хорошо разноситься.
— Гм, — сказал его преподобие и отпил из чашки.
Кухню наполнял дымный запах поджаристого окорока: Фейт всегда чуть обугливала кожу, прежде чем снять окорок с огня. Поставив чашку на стол, Бертон держал ее между ладонями. Ларк не смогла удержаться и снова украдкой бросила взгляд на его длинные зазубренные ногти. Да, он вымыл руки и лицо водой из кухонного ведра и почистил щеткой ногти, но пахло от него так, как будто он очень давно не принимал ванну. Конечно, если человек Божий месяцами проповедовал в глуши слово Христово индейцам, едва ли у него была возможность пользоваться мылом. Какие гадкие мысли приходят мне в голову, подумала она. Грех омрачать ими такой ясный, солнечный день, начавшийся так хорошо.
Но она ничего не могла с собой поделать и решила, что позже, когда преподобный Бертон уйдет, ей нужно будет исповедоваться в грехе высокомерия, или гордыни, или подозрительности, или в чем там еще. И дело не только в том, что зазубренные ногти преподобного напоминали когти, — еще и эта странная разноцветная борода: тут темно-коричневая, там рыжая, каштановая, серебристая, с угольно-черной полоской на подбородке. Да поможет ей Господь очистить душу от греховных мыслей, думала Ларк, но такую бороду мог бы отрастить Сатана, самодовольный Дьявол, которому лишь бы покрасоваться.
Фейт и Робин принялись расставлять тарелки на столе.
— Скажите мне, Питер… — произнес его преподобие. — По пути я видел несколько домов, в которых, кажется, никто больше не живет. Что, у вас тут совсем нет соседей?
— У моего брата была ферма в той стороне. Когда его жена умерла в девяносто девятом, царствие ей небесное, он с детьми перебрался в Филадельфию. Некоторые дома у дороги совсем старые: когда мы сюда приехали, они уже пустовали. Знаете, города строятся, потом рушатся, рушатся и снова строятся. Но земля тут хорошая, этого не отнимешь. И я надеюсь, что если Господь не оставит нас своей благой милостью, то скоро мы будем не одни в этой долине. Но самое близкое, где тут людей встретить можно, — это в деревне Колдерз-Кроссинг, сэр. Миль восемь дотуда будет. Дорога по холмам, правда, идет, но идти не так уж трудно.
— И где-то эта дорога, наверное, выходит на тракт?
— Да, сэр. В нескольких милях от Колдерз-Кроссинг.
ebooksa